Омерта

Я не успеваю даже слова вставить, как этот мощный и высокий мужчина, перекидывает через меня ногу, и, частью веса своего здорового тела, придавливает меня к полу. Руки сцепляет над головой, насильно останавливая мои инстинктивные попытки вырваться, отомстить обидчику, сбежать, но уже слишком поздно. Я понять ничего не успеваю, даже собраться с духом… звук позвякивающей пряжки ремня приводит к спазму шейных и плечевых мышц. Ток крови в ушах превращается в оглушительный гул, но я все равно слышу, как орудие пыток в мощном порыве разрезает напряженный в темнице воздух. Что-то острое, жгучее и опаляющее, смертоносное и унижающее воспаляет кожу на спине. Кажется, я хочу закричать, но если честно у меня уже нет ни сил, ни голоса.

Перед внутренним взором калейдоскопом мелькают лица родных и близких. Кадры и моменты абсолютного счастья. Сквозь призму ужаса я слышу, как со стороны несколько раз щелкает камера и у меня не остается сомнений в том, что ублюдки снимают мои пытки на фото и видео.

На второй замах хлыста перед глазами все расплывается, но я почти не чувствую боли, слишком раздавлена морально, слишком оглушена и шокирована первым «поцелуем» ремня, на третий я и вовсе отключаю эмоции, прекращая вырываться, скулить и пыхтеть под этим извергом.

Я всегда считала себя добрым человеком и даже не представляла, что во мне может бурлить и кипеть столько злости и ненависти, что кому-то, однажды, я в мыслях пожелаю сгореть заживо в адском котле с тысячей чертей. Полное грехопадение и переосмысление своих взглядов и ценностей.

– Достаточно, – четвертым ударом хлыста служит его голос, что мгновенно прекращает мою экзекуцию. Сквозь собственное тяжелое и сбитое дыхание я узнаю голос Призрака. Не знаю, с чем это связано, но по телу мгновенно разливается тепло, сотканное из надежды и слепой веры в то, что я могу быть спасена. Но аналитическое мышление буквально кричит мне, какая я дура, если считаю, что Призрак – человек, который является одним из них, сможет мне как-то помочь, просто потому что мы придались порыву страсти у дерева.

– Киан. Какого черта ты тут делаешь? Насколько я знаю, ты должен быть в Бостоне. Проваливай отсюда, брат, она – больше не твоя забота. Отец отдал мне бразды правления над этой Porca puttana[11]. Не мешай моему укрощению строптивой, – ловлю каждое слово тупоголового палача, но его речь прерывается его жалким рыком. Я не сразу понимаю, что происходит, но больше не чувствую веса его тела на себе, что дает мне возможность собрать все силы в кулак, сгруппироваться, сесть на колени и прижаться спиной к углу.

Забиться.

Обнять себя ладонями, в который раз наивно полагая, что этот жест спасет меня, если ублюдкам вновь взбредет устроить показательную порку.

Наконец, я поднимаю взгляд вверх, откидывая с лица прядь спутавшихся волос.

– Ещё раз её ударишь, и я сверну этот ремень и затолкаю тебе в желудок, Стефан, – закусываю нижнюю губу, пытаясь побороть мелкую дрожь и внимаю каждому слову Киана, который держит живодера за шею. Так плотно и крепко, что вены на его руках вздуваются, отливая фиолетово-синими оттенками. Мужчина, что избивал меня, вцепившись в запястья Призрака, пытается ослабить его мощную хватку на своем горле, периодически кашляя и жадно вдыхая ртом воздух.

Не знаю, контролирует ли Киан свои силы, но у меня создается жуткое впечатление того, что он может, при желании, задушить моего обидчика. Но почему? Они же здесь все в одной команде, «одной крови», так сказать. Почему Призрак так откровенно защищает меня? Может он здесь главный, и моё избиение не входило в его планы? Но вот похищение – определённо да. А значит, несмотря на то, что он меня защищает сейчас, Киан не менее опасен, чем все остальные, охраняющие меня, уроды.

– Отпусти. Напоминаю, я твой брат. И подручный отца, – пыхтит побагровевший от недостатка кислорода, Стефан. – Ты заплатишь за эту вольность.

– Киан, что ты делаешь… – обращается к моему Призраку один из мужчин, наблюдающих за горячей перепалкой братьев.

Мой Призрак ослабляет хватку на шее брата, а я медленно обвожу взором лица всех остальных. По выражению их ошеломленных взглядов совершенно четко считывается одно: Киан сейчас совершил что-то за гранью дозволенного.

Нарушил правила их мерзкого синдиката? Что-то из разряда «брат на брата не нападает»?

– Рик, зачем ты встреваешь? – шипит Киан на отрезвившего его парня, все ещё сжигая Стефана уничтожающим взглядом, от которого лично у меня кровь стынет в жилах. И, похоже, у всех присутствующих тоже.

Киана Морте от всех остальных ублюдков отличает то, что он влияет на окружающих одним своим присутствием. Я бы назвала это шлейфом мощного авторитета. Видно, что ему не нужно никому ничего доказывать и избивать женщин для того, чтобы его словам внимали и слушали.

– Я выполнял приказ Отца. Видеосъемка мучений жертвы – выполнение его просьбы, а не личная инициатива, – сиплым голосом поясняет Стефан, потирая ладонью красную кожу на шее.