Олег Борисов

Когда Луспекаев увидел, как Олег на первых порах пребывания в БДТ несколько скис, не получая ролей, а если и получая, то только небольшие вводы, то сказал: «Понимаешь, когда я тебе встречу с Товстоноговым устраивал, я многого не сказал… Просто хотел, чтобы ты здесь работал. Но теперь знай, что тут — лестница. На вид она — парадная, вылизанная. Вылизывают ее все по очереди, и тебе придется». «Нет, Паша, — ответил Олег, — я не смогу…» «Сможешь, по крайней мере, вид сделаешь. Я же смог, черт тебя дери!» Борисов записал в дневнике, что, выпалив это, Паша «вмиг сделался пунцовым, кровь закипела, но тут же взял себя в руки и продолжил так, будто вкладывал в меня каждое слово, по ложечке: „На этой лестнице у каждого есть ступенька. Кто-то стоит повыше, кто-то пониже. Если ты далеко вперед высунешься, тебе тут же укажут на твое место… Но ты по этому поводу, Олежка, не грусти. Посмотри, какой город цивилизованный (Паша, правда, сказал: ’цивилизированный’), кресла синим бархатом обтянуты — где ты такое видел?.. Наконец, и я тут — в обиду не дам!“ Он, как мог, меня успокоил, да я и не сильно огорчался. Понимал, что все сначала начинать. Зато теперь с Копеляном в одном театре, Стржельчиком…».

В ноябре 1982 года гастроли БДТ в Чехословакии совпали с днем рождения Борисова. Что-то для того, чтобы отметить это событие, они с Аллой захватили с собой, что-то купили на месте. Пригласили весь театр — всех, кто прилетел в Чехословакию. «И все, конечно, — вспоминал Олег Иванович, — с радостью пришли. Все, кроме… Товстоногова и Лебедева. Знак нелюбви?»

Музыку к мюзиклу «Смерть Тарелкина», о котором упомянула Натела Товстоногова, композитор Александр Колкер писал специально на Борисова. Олег и Алла ездили к Колкеру на дачу слушать эту музыку. Товстоногов дал согласие — устное: на музыку и на Борисова. После того как Колкер написал мюзикл, в основу либретто которого была положена комедия Александра Васильевича Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина», он показал свою работу Товстоногову. Георгий Александрович решил это, названное им «оперой», ставить. Решение свое он объяснил тем, что у БДТ уже был опыт «Ханумы» и «Истории лошади».

Но когда мюзикл был готов и пьеса поступила в театр, целый сезон весело распределяли роли без главного героя. Список всех артистов, занятых в мюзикле, уже висел, а фамилия главного исполнителя — Лебедев — появилась в нем значительно позже. Когда Борисов ушел из БДТ.

«Незадолго до отъезда из Ленинграда, — записал в дневнике Борисов, — мы с Аленой съездили на дачу Колкера в Усть-Нарву. В БДТ должны были ставить „Тарелкина“, а Колкер — автор этого мюзикла — хотел, чтобы я пел Кандида Касторовича. Какое чудесное место Усть-Нарва! Мы послушали музыку, потом пошли прогуляться. Колкер показывал мне дома эстрадных знаменитостей — каких, запамятовал, — „а за этим забором, — показывает, приложив палец к губам, — совершенно иная музыка. Это дача Мравинского. Он каждое лето здесь рыбачит“».

В вампиловской пьесе «Прошлым летом в Чулимске» Борисов играл старика. Илью Еремеева. Автором персонаж Борисова представлен так: старик невысокого роста, сухой, чуть сгорбленный. Он узкоглаз, лицо у него темное, что называется, прокопченное, волосы седые и нестриженые. В руках он держит свою телогрейку, а рядом с ним лежит вещевой мешок, который он, очевидно, подкладывает под голову.

Роль эту Борисов называл «хорошей, чистой» (только, смеялся, голова грязная — «ее перед каждым спектаклем нужно красить»), существовавшей «как-то сама по себе». После отставного старого солдата Коня, своего киевского дебюта в горьковских «Врагах», Борисов не играл ничего похожего. В «Чулимске», конечно, была — для Борисова — фигура поинтереснее, следователь Шаманов, который когда-то вел дело сына высокопоставленного чиновника. Сынок сбил человека, Шаманов хотел его посадить, власти вмешались, «сынка» засудить не позволили, а Шаманов был вынужден сбежать в Чулимск, фактически спрятаться. Не приходится сомневаться в том, что сыграл бы Борисов Еремеева с не меньшим блеском, чем — спустя годы — следователя Ермакова в фильме Вадима Абдрашитова «Остановился поезд», следователя, драматизм которого заключался в попытке открыть заржавленный замок системы заржавленным ключом.

Борисову передали («Очевидно, целенаправленно», — говорил он) реплику из товстоноговского кабинета. Дескать, Шаманова — роль, которую дали Лаврову, — мог бы сыграть Борисов, мог бы… и Георгий Александрович добавил: «Но тогда бы пьеса стала непроходимой».