Олег Борисов

Роль у Борисова была такой небольшой, что ему разрешили — в порядке исключения — не дожидаться общих поклонов и после первого акта уходить домой. Разрешили «негласно», без афиширования, только на рядовых спектаклях. На тех, что были приурочены к знаменательным датам, он должен слиться вместе со всеми.

Однажды накануне одной из таких дат — годовщины Октябрьской революции — Кирилл Лавров, исполнитель главной роли, угодил с женой в больницу. Во многом благодаря этой роли, надо сказать, Лавров постепенно стал, пошагово, приближаться к получению титула «видный общественный деятель». Отменить такой спектакль невозможно. Товстоногов вызвал Борисова. На все про все ему были даны только два дня!

«Надо заметить, — вспоминал Борисов, — что роль у Лаврова немаленькая — шестьдесят страниц моего мелкого катастрофического почерка. Непрерывная болтовня, да еще с пафосом и из зрительного зала — так, что и подсказывать некому. Я переписал роль и начал учить с сыном. На него была вся надежда — у нас процесс зубрежки налажен еще с „Генриха“, Юра за всех персонажей подает. Я „снял его с уроков“, и мы заперлись на два дня.

В день спектакля меня колотило. Я должен был незаметно — уже после третьего звонка — пройти на свое место в одиннадцатом ряду партера. Неожиданно поклонники Лаврова (они очень любили этот спектакль) стали перешептываться: что-то не так! — а одна из них, сидевшая в соседнем ряду, аж в дугу изогнулась, чтоб заглянуть мне в лицо. Я ей тихо: „Ну, не повезло тебе, не повезло — не Лавров я, дальше что?!“ Она почему-то оскорбилась, замахала программкой, и через некоторое время я услышал глухой демонстративный хлопок стулом — шшарк! „Хорошенькое начало“, — подумал я и… приготовился к провалу.

Все прошло как во сне, особенно первый спектакль. Я был удостоен благодарности Товстоногова, который уже из ложи показал большой палец: „Какой высокий профессионализм, Олег!“

Весь текст, который я с такими муками в себя вложил, через четыре спектакля был с легкостью отдан назад. Больше я эту роль не играл, хотя, когда Лаврову нужно было сниматься в „Мещанах“, меня попросили снова: „Выручи!“ Но одно дело, когда человек в больнице, — в этом случае выручить — твой профессиональный долг. Быть мальчиком, подающим мячи, быть все время в запасе — тут уж мое почтение… увольте! Кажется, получился скандал (шкандаль — как сказала бы Проня Прокоповна), говорили, что зазнался. Мне это всю жизнь говорили. Но я план по вводам перевыполнил. Как и раньше, играю своего Робеспьера и после первого акта, не дожидаясь поклонов, ухожу домой».

В БДТ слишком долго, шесть лет, до «Генриха IV», не находилась роль, с которой Борисов мог стартовать, заявить о себе. Поначалу — сплошные вводы, какие-то мелкие, второстепенные роли. Товстоногов объяснял сложившуюся ситуацию просто: «Олег, вы стайер. Вы должны бежать на длинную дистанцию». Потом, когда были уже «Генрих», «Мещане», «Чулимск», «Три мешка…», «Дачники», «Тихий Дон», произнес ставшую афоризмом фразу: «Олег, нельзя же нáзло всем всегда играть хорошо…»

После «Генриха» Товстоногов, пребывая, вероятно, в состоянии эйфории от успеха спектакля, совершенно искренне, по утверждению, во всяком случае, тех, кто слова режиссера слышал, сказал 10 мая 1969 года о Борисове: «Все, без этого актера я ставить больше ничего не буду». Всего лишь слова. Слова понятные, потому что не только Товстоногов — все вокруг видели, что Олег Борисов, пришедший, надо сказать, в БДТ не школяром-учеником, а сложившимся артистом, ролью принца поставил себя в первый ряд лучших сил этого театра. В «Генрихе», по словам театрального критика Константина Щербакова, Борисов «вполне стал виден во весь свой актерский рост».

Вопреки расхожему мнению, согласно которому Борисов получил у Товстоногова после «Генриха» статус протагониста, Олег Иванович в течение четырнадцати следующих лет — от «Генриха» до ухода во МХАТ — сыграл в БДТ только в восьми спектаклях (не считая, разумеется, «Кроткую» — она во всех отношениях стоит особняком) из тридцати, поставленных за это время Товстоноговым. Причем большинство из них смело можно отнести к разряду проходных, в частности, «Выпьем за Колумба», «Общественное мнение», «Протокол одного заседания», в котором Олег Иванович играл Айзатуллина — об этом он как-то сказал: «Не будем же Иссу Сулеймановича за роль считать?..» Любопытно в связи с этим прозвучали слова сына Борисова Юрия, произнесенные в ответ на вопрос: «Когда вы поняли, что ваш отец великий артист?» — «Я назову пьесу „Протокол…“, ту, где нечего играть, а он сыграл».