Читаем Олег Борисов полностью

Во-вторых, предлагая Борисову сыграть в Москве, Товстоногов фактически признавался не в одной своей ошибке, а в двух. Первая связана с не совсем, приходится констатировать, мотивированным назначением двух честолюбивых артистов на одну из самых заметных в мире театра ролей. Тем более что в момент обещания роли Борисову Товстоногов даже намеком не обмолвился о том, что собирается обратиться и к Басилашвили — в то время, по всей вероятности, ему из его окружения еще не посоветовали свести вместе двух «Хлестаковых». Вторая ошибка — основная — запоздалое понимание того, что именно борисовский Хлестаков способен в полной мере избавиться от водевильных элементов и сбалансировать спектакль, добавив ему необходимой жизненности, убрав из него тяжесть и скуку. Вот с какой стати Товстоногов просил Борисова сыграть Хлестакова на московских гастролях? Не из-за звонка же Райкина, которого, в случае полной уверенности в Хлестакове — Басилашвили, можно было вежливо поблагодарить за совет и, по возможности, забыть об этом. Нет, Товстоногову в какой-то момент (и не только, к слову, ему в БДТ) стало ясно — после нескольких спектаклей, что Хлестакова должен играть Борисов.

Олег Басилашвили рассказывает, что по ходу репетиций его отношения с Борисовым становились все более напряженными. «Мне очень жаль, — говорит Басилашвили, — что так случилось. Олег Борисов интереснейший человек, прекрасный артист, я не хотел быть его оппонентом. И нас разлучила именно эта роль». Удивительное дело, но Басилашвили считает, что Товстоногов его, «как волнореза, пускал вперед», а за ним шел «корабль по чистой воде». Так Олег Валерианович в иносказательной форме обвинял Борисова в том, что тот использовал его, Басилашвили, наработки.

«Порядок репетиций, — говорит Басилашвили, — был таков: я репетировал первым, меня вело мое импровизационное чутье. На следующий день то же самое повторял Олег Иванович, но уже лучше. Он осваивал рисунок роли, переводил его на себя, плевелы отбрасывал, главное брал. Я смотрю на это и думаю: „Так. Я вчера потел, импровизировал. Теперь берут полуфабрикат, из него делают продукт и показывают“. Я стал волноваться, даже обижаться».

Это суждение даже в трактовке не нуждается: Басилашвили старался, «потел, импровизировал», создавал полуфабрикат, а Борисов приходил, брал от Басилашвили главное и из полуфабриката делал продукт и показывал… До какой же степени надо было не знать (или — не хотеть знать и понимать) Борисова, чтобы фактически приписать ему поступок плагиатора, не умеющего создавать свое, а пользующегося тем, что сделали до него, потея и импровизируя, и приходящего на готовенькое?! До какой же степени надо было не понимать (или — не хотеть понимать), насколько иной, по сравнению с водевилем, представлением которого занимался Басилашвили, была трактовка роли Хлестакова Борисовым?!

На одной из первых репетиций «Ревизора» Товстоногов попросил Борисова сделать следующее: «Олег, начинайте ходить по сцене так, словно вы чем-то огорчены. Вам ни до чего нет дела. Полная апатия… Незлой, голодный, никому не нужный человек. Может быть, живот болит. По лицу ничего не определить. Ходите, ходите по сцене и никого не замечайте. Так все человечество ходит — из угла в угол…» «Почему он потом, — записал Борисов в дневнике, — отказался от такого начала, мне неизвестно. Он шел по еще неизведанному и заманчивому пути — отчасти под впечатлением Мережковского — показать нуль, вывести формулу человеческой посредственности, серости. Уже потом, когда вышла книга М. Чехова, я обнаружил там схожий пример из спектакля Мейерхольда: „Совершенно неожиданно на сцене появляется некое действующее лицо, которого у Гоголя нет… Он одет в ярко-голубую униформу, какой никогда не было не только в России, но и ни в какой другой стране. Чем-то до крайности удрученный, расхаживает он, чуть не плача, среди своих партнеров, ничего не делает, ничего не говорит… Весь он такой трогательный, выражение лица сверхпессимистическое“. Все-таки я попросил Товстоногова вернуться к тому, первоначальному плану, но получил отповедь: „Любую хорошую идею нужно поскорее продать“. За сколько ее продали — общеизвестно».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное