«Никто тут никого не предавал», — у Анатолия Мироновича, находившегося в то время в самой гуще мхатовских событий, есть полное право так характеризовать бессмысленную, на самом деле — с точки зрения здравого смысла, — борьбу Ефремова со «звездами», его последовательные удары по Евстигнееву, Калягину, Вертинской, Борисову, у которого Олег Николаевич отобрал Астрова и не дал многократно обещанного Годунова. Но и у Борисова есть полное право называть по имени главное разочарование в своей жизни.
«Как он поступил с Борисовым, как он мог вывести на пенсию Евстигнеева?» — десятки этих и других вопросов Ефремов, подтверждает Смелянский, «оставил без ответа». Когда Евстигнеев, перенесший второй инфаркт, попросил у Ефремова отпуск, чтобы отдохнуть, в ответ от человека, которого считал своим другом, услышал: «У нас производство. Если тяжело, уходи на пенсию». Анатолий Смелянский объясняет, на какой почве вырастали многочисленные разлады Олега Николаевича с актерами, его споры и конфликты с ними (особенно с самыми талантливыми). Ефремов, по словам Смелянского, «мыслил категорией театра как целого, хотел, чтобы актер понимал свою соподчиненность этому высшему целому… Актер мыслит театр в категориях своего успеха и неуспеха… Олег Николаевич измерял любого актера успехом или неуспехом общего дела». Но каким, в таком случае, может быть успех «общего дела», если художественный руководитель вдруг — внезапно, без предварительного разговора — решает отобрать у успешного артиста своего театра роль и тайком начинает ее репетировать?
Весьма показательным, полагаю, был ответ на письмо Александра Калягина, довольно резко пенявшего Олегу Николаевичу на то, что тот «своим максимализмом и жестокостью больно ранит актера, ломает его и не чувствует своей ответственности перед ним». Ефремов, демонстративно перейдя с давним товарищем на «Вы», написал: «Ваше беспокойство о Вашей творческой жизни в театре, к сожалению (и в этом виноваты не Вы, а условия жизни театра в настоящем), не связано с беспокойством о творческой судьбе театра».
Констатация Анатолия Смелянского: «Как прекрасно все это начиналось. И как плохо закончилось. Не по-человечески. Но ведь обычно в театре именно так и кончается. История театра есть история растоптанных самолюбий. Это и про Борисова сказано». Стоит, полагаю, добавить касательно Борисова: история, замешенная на непреодолимой, гексагеновой силы концентрации гремучей смеси ревности, зависти, сложившейся в предательство.
10 ноября 2009 года на Малой сцене в Московском Художественном театре им. А. П. Чехова состоялся вечер, посвященный восьмидесятилетию со дня рождения Олега Борисова. Тем самым Олег Павлович Табаков вернул Олега Ивановича в театр. И в фойе МХТ снова появилась фотография Борисова, за что Алла Романовна, выступая на этом вечере, поблагодарила Олега Павловича.
Глава шестнадцатая
Легенда двух столиц
Анатолий Миронович Смелянский полагает, что именно Борисов предложил Ефремову перенести «Кроткую» в Москву. «Он, — говорит Смелянский, — пришел к Ефремову и договорился с ним. Отношения еще были прекрасные.
Вообще в Художественном театре редко такое было, чтобы крупный артист, сыгравший Достоевского на сцене БДТ, мог бы перенести эту работу на московскую сцену. Но чего не сделаешь ради искусства, и на сцене мхатовского филиала, на улице Москвина, Додин возобновил „Кроткую“ в новой интерпретации. Великая роль Борисова».
Олег Иванович ничего Олегу Николаевичу не предлагал. Он лишь сказал Ефремову в первом своем разговоре с ним — деликатно, без просительных интонаций: «Жаль вот „Кроткую“»… «Я слышал… это ведь Додин? — ответил Ефремов. — Так мы можем у нас, в филиале… Я ее во МХАТе хочу увидеть». И назвал причину, по которой готов перенести «Кроткую» на сцену филиала: «Не скрою, очень хочется Товстоногову досадить…» Почему Олегу Николаевичу понадобилось досаждать Георгию Александровичу, непонятно. Не потому ли, что МХАТ в то время не выдерживал в творческом плане никакого сравнения с БДТ? А может быть потому, что знал о том, что Товстоногов к ефремовскому МХАТу относился, по оценке Анатолия Смелянского, «с ревностью»? Смелянский, к слову, считает, что на «немыслимое для прежнего Олега Николаевича решение» — фактический перенос «Кроткой», пусть и заново поставленной, из БДТ во МХАТ, согласие на регулярные приезды из Ленинграда Татьяны Шестаковой, новой партнерши Борисова по спектаклю, — Ефремов пошел исключительно ради Борисова, «в знак понимания того, какого ранга актер появился в мхатовской труппе». А как же тогда отнестись к «очень хочется Товстоногову досадить»?