«Дядя Ваня» на сцене МХАТа продолжал идти с Астровым — Ефремовым. Но это был уже другой спектакль. Прежний — слаженный, крепкий — без Борисова рассыпался. Ефремов переживал, но изменить что-либо был уже не в силах. Астров, впрочем, Олегу Николаевичу довольно скоро наскучил, и он передал роль Дмитрию Брусникину. Когда Ефремов играл Астрова, казалось, он о себе говорит: «Обыкновенно я напиваюсь так один раз в месяц. Когда бываю в таком состоянии… мне тогда все нипочем! <…> Я рисую самые широкие планы будущего…»
Анатолий Смелянский объяснял случавшиеся время от времени проявления у Олега Николаевича симптомов типично «русской болезни», несомненно, влиявшие на жизнь во МХАТе — творческую в первую очередь, — «своим способом проживания советской жизни».
Одно из первых собраний после раскола театра Олег Николаевич посвятил 24 сентября 1987 года вопросам дисциплины. «Ефремов, — записал в дневнике Борисов, — говорил об этике Станиславского. О внутреннем распорядке. Как себя вести. Еще говорил, что нельзя выходить на сцену в состоянии алкогольного опьянения. Ему, видимо, донесли, что случаи участились… Но как можно кого-то убедить, когда у самого рыльце в пушку. Рыба гниет с…»
«Я, — записал Борисов 27 июня 1988 года, — отпущен в творческий отпуск. Во МХАТе буду играть только „Кроткую“. А у них сегодня премьера „Дяди Вани“… Я не увижу. Да и какое это имеет значение? А измена и предательство — имеют решающее». И вовсе не потому не получал Борисов во МХАТе новых ролей, что не было достойных постановок, а потому лишь, что амбиции Ефремова-артиста подмяли под себя амбиции Ефремова-режиссера. Один только фактически отобранный у Олега Ивановича Астров, напряженной работе над ролью которого Борисов отдал 21 месяц, отказавшись от всех практически съемок и записей и отвлекшись лишь однажды за это время — на фильм «Парад планет», — наглядный тому пример. Предложенная Ефремовым роль Коли-Володи — отношение барина к крепостному комедианту. Борисов всегда — сразу после окончания Школы-студии, в Театре им. Леси Украинки, даже в БДТ — бредил МХАТом, мечтал о МХАТе, а потому случившееся с ним во МХАТе стало для него огорчением в квадрате. Олег Табаков считал, что это — «плата: человек идет на это сам, сам сжигает себя, плата за возможность быть самим собой».
Предлагал Олег Иванович поставить на Малой сцене МХАТа «Бухтины вологодские» Василия Белова — Юра написал инсценировку, заинтересовался Смоктуновский. Ефремов поначалу дал согласие на постановку, но потом, даже не вникая в суть предложения, не читая подготовленный Борисовым-младшим текст, словно отрезал: «Нет!»
«Кроткую» посмотрел французский импресарио. Зашел после спектакля к Борисову. Поинтересовался, не будет ли артист против, если «Кроткую» пригласят в Париж. «Не хотел его огорчать, — записал после встречи с французом Олег Иванович. — Сколько бы он ни старался — свита будет стоять намертво. Как и у Товстоногова. Только там она артистичнее это делала. Если уж он в Белгород и Орел на фестиваль лучших спектаклей не отпустил… Якобы декорация не встает. Я не мог этого предвидеть — какой он. Теперь все стало понятно: Олег Николаевич — а вокруг остальные танцуют. Вприсядку. Вот принцип…»
«На Васильевской, в Доме кино, — записал Борисов в дневнике, — увидел Галю Волчек, она улыбнулась как-то заговорщицки, почти сочувственно: „Предаст… Переступит… Помяни мое слово“. Предал… Правда, не переступил, потому что я успел унести ноги. Мы все когда-нибудь ответим там за то, что поддались искушениям. Не этим, так другим. „Время для всякой вещи и суд над всяким делом“. Только одна мысль не дает покоя: а вдруг и в той жизни будут любимчики и холуи? Они ведь умеют стать такими шелковыми, гладкими. Даже если их и осудят, они быстро приспособятся, покаются, попадут под первую же амнистию по случаю светлого праздника… и все закружится по новой».
В октябре 1988 года в радиоинтервью Олег Иванович, отвечая на вопрос: «Есть ли у вас самое большое разочарование в жизни?» — сказал: «У этого разочарования есть даже фамилия!»
Слова, не подкрепленные делами и достойным поведением во взаимоотношениях с коллегами, так словами и остаются. Пустыми. Что с того, что Олег Николаевич в 1983 году сказал о том, что ему «важно, чтобы во МХАТ приходили живые, талантливые индивидуальности, которые могут задавать тон. Чтобы их искусство стало критерием, камертоном, по которому бы настраивались артисты среднего и младшего поколения, резонатором…».
Пришел во МХАТ Олег Борисов — талантливая индивидуальность, несомненный камертон, бесспорный лидер актерского цеха. Ну, и?..