Читаем Олег Борисов полностью

Страна и МХАТ пребывали, разумеется, в совершенно разных, несопоставимых плоскостях, и нет, полагаю, оснований говорить о том, как «поразительно Художественный театр проигрывает судьбу России в ее высших точках восхождения и ее падениях». Тем более что сначала мы наблюдали раскол МХАТа, ставший одной из причин, повлиявших на заглохшее возрождение.

«Я, — говорит Анатолий Смелянский, — участвовал в этом разделе как близкий товарищ человека, который этот раздел придумал, выстрадал и осуществил. Когда меня выдвигают на авансцену вместо Олега Николаевича, то хотят унизить именно Ефремова. Раздел Художественного театра — это была коронная перестроечная идея Олега Ефремова. Он сломался на этом. Больше скажу, он себя угробил на этом. И каждый, кто был в ту пору внутри Художественного театра рядом с Олегом, это знает. О. Н. казалось, что именно так, разделив советский МХАТ на две труппы, можно спасти его, то есть вернуться к первоначальной идее этого театра. Все вылилось в дикий и бессмысленный развал. Первый крупный театральный развал горбачевского времени, предшествовавший развалу страны…»

…Начало для Борисова во МХАТе было многообещающим: он получил роль Астрова в «Дяде Ване». Сбылась его мечта — наконец-то сыграть чеховскую драматургию.

Приступили к репетициям. Евгений Евстигнеев играл профессора Серебрякова. Анастасия Вертинская — Елену Андреевну. Вертинская говорит, что «видела вблизи невероятную собранность Борисова. Четкость. Высочайший профессионализм». Ефремов, по ее словам, с огромным пиететом относился к творчеству Олега Ивановича и почти не делал ему замечаний: режиссер тоже, как завороженный, смотрел на эти репетиции и следовал за Борисовым.

Мхатовский «Дядя Ваня» имел феноменальный успех. И во многом благодаря Борисову. Его Астров — герой спектакля. Он создал совершенно необычный образ хрестоматийного персонажа, окончательно разрушив его «лесничество». «Принято играть в Астрове, — говорит Вертинская, — что он такой — русская душа, нараспашку, что он пьет, гуляет. Было такое впечатление, что Борисова это в его персонаже вообще не интересовало. Так Астрова до него не играл никто». Марк Захаров заметил, что Олег Борисов был одновременно близок, понятен ему и вместе с тем на протяжении всего спектакля оставался загадкой.

Астров — Борисов с его прочной душевной установкой на работу уникален. За всю историю постановки «Дяди Вани» было много разных Астровых: Астровы гуляки, запойные, интеллектуальные, Астровы — почвенники… Борисов ничего этого не играл. «При его жесткой индивидуальности, некоторой желчности характера, — говорит Вертинская, — он играл настоящие счеты с жизнью, которые, по-моему, вообще совпадали с его счетами с театром».

Театральный критик Александр Свободин в борисовском Астрове увидел нечто такое, чего у других исполнителей этой роли не встречал. Это стало для него новым знанием о чеховском докторе, да и не только о нем.

«Неприкаянность, скитальчество, томление духа, — писал Свободин. — Борисов — актер, склонный к симфонизму в своих образах. Они требуют четких лейтмотивов и строгой дирижерской дисциплины. Развитие „темы“ у Борисова редкостно последовательно».

К «Дяде Ване» с Борисовым в роли Астрова относится эмоциональное суждение Виктора Розова: «Давно я не испытывал такого сильного театрального впечатления, которое почувствовал на спектакле „Дядя Ваня“. Вышел взволнованный, одухотворенный, омытый».

«Астров в исполнении О. Борисова, — делился Виктор Сергеевич Розов своими впечатлениями о спектакле на страницах „Советской культуры“, — тоже не привычный чеховский персонаж с мерехлюндией, а чеховский — во весь рост, натура незаурядная, прозябающая в заурядной глуши. Астров — Борисов напрочь лишен элементов фатовства, манеры этакого „jeune premier“. Это омужичившийся во внешнем обличье, в походке, в манере говорить, истинно мыслящий русский интеллигент, в глубинной своей сущности. Могуч и душой, и телом. Только некуда ему девать эту свою мощь интеллекта. Казалось бы, с утра до ночи, а то и ночью идущий или едущий по дорогам и бездорожью сельский доктор в минуты покоя способен только отдыхать. Но Астров не знает покоя. Мечется его мысль по широкому полю бедствий России. Знаменитый монолог о погубленных лесах, о мелеющих реках, о высыхающих озерах, об исчезающих зверье и птицах Борисов произносит не как риторические рассуждения и холодные умствования, а как крик души, сердца. Страсть гражданина! Боль за отечество!»

Ночью, в растревоженном доме, выпив с Войницким, Астров напевает песенку «Ехал на ярмарку ухарь-купец…». И бродит и бродит с немудрящей этой песенкой по дому. Она звучит где-то во дворе, долго, сперва ближе, потом дальше. Астров словно боится расстаться с нею, потому что не за что ему зацепиться больше в его тоске. Да не обидятся на меня чеховеды, но это борисовское «Ехал на ярмарку…» сильнее дежурно-знаменитой островской «Африки».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное