— Это не я, это вот он винтарем пихается, — объясняла Катрин. — Пропусти, товарищ, видишь — с нежным грузом.
— Груз-то может и нежный, да ты сама чугунная, — обижался пострадавший.
Ступени преодолели, Лоуд вновь юркнула вперед, вздымая цветы и ведерного размера медный чайник, призвала:
— Пусти, народ! Цветы по всему Питеру искали!
— А на кой та ботаника, красавица? Ты и так сладка-ягодка, без цветочков.
— Иностранную делегацию встречать будем, дурила. Не жмись, говорю! — смеялась задорная цветоноша.
Шпионки втиснулись к дверям.
— Эй, а вы куда, цветочные? Пропуск! — сунулся рябой матросик-часовой.
— Щас я тебе зубами тот пропуск вытащу да предъявлю, — возмутилась Лоуд.
— Да хоть бы и так, белозубая, — обрадовался часовой.
— На обратном пути, — пообещала цветочница. — Жди, никуда не сбегай.
Морячок явно был не прочь поболтать за пропуск и вообще, с интересом глянул в лицо Катрин, но тут его прижали к створке двери какие-то чернявые граждане с кавказским акцентом, пылко требующие «кого-то из Исполнительного комитета», и часовому стало не до любезностей.
— Тьфу, чертт, думала, чайник и тот помнут, — отдуваясь, призналась Лоуд. — Дальше я все знаю и помню, давай сюда товар. Я скоро…
Оборотень клялась, что в Смольный можно пройти без толкотни, в любое время и с любой стороны. Некоторый порядок с пропусками, толковым комендантом и упорядоченной системой охраны здесь наведут разве что через неделю, уже после победы революции. Но сейчас шпионкам нужно было легализоваться, что, как известно, лучше делать с центрального входа и прилюдно.
Освобожденная от цветов, но взамен отягощенная чайником, Катрин осталась ждать. Вокруг витал плотный запах мокрых шинелей, подгоревшей каши и махорки. Народа в длиннющем коридоре толклось пожиже, чем перед входом, но тоже плотно. Непрерывный грохот сапог по чутким деревянным полам сливался в однообразный рокот. Спешили местные-смольнинские с бумагами, пачками листовок, стульями, котелками и иными штабными грузами, этих местных пытались остановить и выспросить нужный кабинет ходоки с периферии. На бумажки, пришпиленные к дверям кабинетов посетители не очень смотрели, да и нацарапано на клочках бумаги было наспех и невнятно.
— Кипяток-то где брала? — сунулся к Катрин бойкий низкорослый воин.
— Самой бы буфет найти, — призналась шпионка.
— Говорят, где-то там, за лестницей, — сообщил солдат, с уважением оценивая вместительный чайник. — Но, пожалуй, полный тебе не нацедят.
— У меня ордер есть, — заверила Катрин.
— Так чего стоишь, вот же чудная?!
Солдат исчез, а отставная сержант подумала, что действительно торчит дура дурой. Не в первый же раз по штабам шляться. Этак, неумеренной задумчивостью только внимание привлекаешь. Лоуд как обычно запропадет на час, а тут изображай справочное бюро.
Катрин двинулась к лестнице, но тут как раз сверху сбежала деловитая напарница.
— Так, чего топчешься?! Все на мази. Доставай бюрократию, пока время есть.
Раскрывая сумку, Катрин неуверенно уточнила:
— Что, они согласны выделить переговорщиков?
— Катя, они не согласны — они в восторге. Это ж зависит от постановки вопроса. Раз твой Полковников ищет неофициальный контакт, значит, готов сдаться. Молодец генерал, проникся ситуацией.
— Гм, сейчас мы к нему приедем с этакой смелой мыслью и будем посланы. И как подобный разворот объяснять здешним товарищам?
— Так вновь заколебался генерал. Можно понять: честь мундира, высокомерие военной аристократии, боязнь личной ответственности и все такое. Нужно будет дожимать Полковникова. И идти на символические компромиссы. По дороге обсудим. Да дай ты мне таблички, шмондец их заешь…
Очаровательная оборотень принялась перебирать прямоугольники картона с броско распечатанными названиями отделов и бормотать «где эта Секция связи? Я же сверху клала». Катрин держала пачку и пыталась осознать, что же изменилось в напарнице. «Внутренняя-Смольная» Лоуд отличалась от внешней л-цветоноши. Тот же теплый жакет слегка изменил покрой, ткань длинной юбки стала покачественее, круглолицесть явно поуменьшилась, рисунок скул резче и эффектнее. Даже прядь падающих из-под платка волос чуть изменилась. Само собою, и платок иначе повязан — узел нечастый, характерный. Видимо, из эмиграции товарищ, стильная, образованная, с партийным опытом. Но в целом все та же, узнаваемая цветочница.
— Сойдет или подправить образ? — спросила, не отрываясь от поисков таблички, напарница.
— Не знаю. Наверное, в самый раз.
— Так что за колебания? Давай сюда кнопки.
Шпионки двинулись по коридору, развешивая таблички по высоким дверям. Кнопки в плотную крашеную древесину входить не желали, Катрин отбросив сомнения, приколачивала их рукоятью маузера. На стук из кабинетов выглядывали местные обитатели, восторгались:
— Очень своевременно и распорядительно, товарищи! А то лезет кто попало, отвлекают. Вы из мандатной комиссии?
— Мы из Общего орготдела. Я товарищ Островитянская, — представлялась оборотень.
Ей энергично, но бережно жали изящную ладонь.