Октябрь, который ноябрь

— Поздно, — вздохнула Катрин, глядя на карту, помеченную бегло нарисованными карандашными значками.

— Не переживай, все наладится, — заверила завтракающая соратница. — Векторы, как вы обзываете, или ступни Логоса, как именует данное темпорально-логическое явление Укс, векторы все выпрямят. Они жуть какие мозолистые, эти ступни-векторы. Вообще непредсказуем только клев рыбы, все остальное повинуется законам учения о соотношении субъективных и объективных факторов истории, как утверждаем мы с Ильичом. Случится наша революция, никуда она не денется.

— Я не столько за революцию волнуюсь, сколько за ее цену. Все идет по наихудшему сценарию. Жертв уже много, а будет… Между прочим, это мои соотечественники.

— Ну да, ты из тех особ, у которых бывших соотечественников не бывает, — согласилась оборотень. — Кстати, тоже очевидная ненормальность. Гм, будут жертвы, как без жертв. Я вот думаю — может потом Гражданская помягче пойдет? По-быстрому народ перестреляет друг друга, и…

— Понятно, Гуляйполе и особо ценные кадры останутся на периферии и позже свое возьмут.

— Могут быть у меня свои пристрастия или я не высокоразвитое земноводное, а вообще глубоко холоднокровное пресмыкающееся? — возмутилась Лоуд.

— Пристрастия у тебя быть могут, — Катрин оторвалась от карты. — Но вот как ты день с такого «круассана» способна начинать, абсолютно непонятно.

Завтракала оборотень жирнющей селедкой — рыбина была чудовищного размера и на редкость пахучая. Фунта три в рыбке, не меньше.

— Чего такого? — пожала практически отсутствующими плечами оборотень. — Рыбий жир мне прописан, а здоровье нужно беречь. А что без хлеба, так ни ситного, ни житного, ни галет у нас нетути. Тяжелые времена слома эпох, как справедливо изволила ты заметить. Чего там намечается, если в беглых подробностях? Излагай, а то поедем в штаб округа, я вся такая отсталая от текущего военно-политического момента.

— Все плохо, — пробормотала Катрин, возвращаясь к карте. — И с каждой минутой все хуже…

Перестрелки начались еще ночью, поскольку приказы ВРК и генерала Полковникова стали известны практически одновременно.

Приказ? 251 Главного начальника Петроградского округа Генерального штаба генерала Г.П. Полковникова от 24 октября 1917

1. Приказываю всем частям и командам немедленно и точно выполнять приказы штаба округа. За невыполнение — военно-полевой суд.

2. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицы будут преданы военно-полевому суду за вооруженный мятеж.

3. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений, помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю пресекать мятежные действия всеми возможными способами.

— Так их, мерзавцев! — говорит человек, кладя листовку рядом с недопитой чашечкой чая. — Хватит потакать! Погубим Россию! Стрелять на месте, а главарей вешать. Непременно прилюдно! Непременно! На фонарях. Довели страну своей предательской анархией вонючего большевизма…

Свет под абажуром в «китайском стиле» опять мигает. На электростанции безобразие. В магазинах, трамваях и подворотнях — мерзость! Кругом, кругом безобразие. Серая листовка рядом с тонким саксонским фарфором блюдца действительно выглядит отвратительно.

* * *

Обращение ВРК: «Петроградскому Совету грозит прямая опасность; наши товарищи, члены комитета убиты, ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Наши газеты закрыты силой оружия, погибли члены комитета и типографские товарищи.

Товарищи! Военно-Революционный комитет предписывает привести все силы в полную боевую готовность. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции!»

— Дождались-таки, суки?! — говорит человек, складывая листовку. — К ногтю министров-капиталистов! Голодом морят, твари!

Это другой человек: у него нет ни саксонского фарфора, ни скатерти. И вообще он этим ранним утром в дымной мастерской — домой не уходил. По ногам сечет сквозняк, а пустой кипяток в кружке остыл. Зато у человека есть клепальный молоток и «французский» гаечный ключ. Человек надевает прожженные рукавицы и вновь подступает к серому броневому борту — «Шеффилд-Симплекс»^[17] холоден, мертв, подобен намогильному валуну. Но броневик оживет. Сказали «к полудню, хоть кровь из носа». Будет. И броневик, и кровь.

* * *

…Карта. Изгиб Невы, каналы, улицы, названия большинства которых Катрин не знает. Чужой город. Но свой, понятный и этим страшный.

Первыми к осмысленным действием перешли «временные». Около пяти часов утра отряд городской милиции 3-го Рождественского района и юнкера-добровольцы 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков захватили типографию «Труд», имея задачу не допустить выхода газеты «Рабочий путь»^[18].

Кавалергардская улица, дом 40.

5:30