Октябрь, который ноябрь

— Вот верно! Решающие дни, а никакой сознательной дисциплины, — согласились на аллее. — Вы все ж отволоките дурака в тепло, а то вовсе замерзнет.

— Да вот и тащим, — мрачно ответил Петр Петрович. — Тяжел, чисто колода.

Басовитый самаритянин покачал головой, но предлагать помощь не стал, направился по своим революционным делам в сторону корпуса.

Алексей Иванович перевел дух — просто чудом миновало.

Мертвецов оттащили за кусты.

— До утра на тела не наткнутся, — отдуваясь, заверил Шамонит. — Идемте, Алексей Иванович.

— Но как это получилось?!

— Понимаю ваши чувства, но что мне было делать? — едко поинтересовался инженер. — Такая мадмуазель не хуже корабельного ревуна способна нашуметь. Расстреляли бы нас вот у той стены, и дело с концом. Я, изволите ли видеть, не настолько рыцарственен. Вопрос стоял однозначно: или она, или мы.

— Я не об этом, — прошептал Понедельник, сам не зная о чем, собственно, вопрошал, стоя над мертвецами.

— Хватит философствовать, Алексей Иванович. Идемте. Не ровен час…

Они благополучно вышли на Ярославскую. В кармане шаровар раскачивалась бомба, увесисто шлепала по ляжке. Бывший писатель придерживал бутылку из жести и пытался понять. Как?! Как это получилось?! Почему город темен и полон предсмертной тоски? Отчего между монастырем и институтом бродят бесчисленные упыри в обнимку с падшими девками, обряжеными в грязные шинели, и почему убивая этих, в сущности, невинных блядей, честные люди не испытывают жалости? Одна тоска. Господи, какая смертная, невыносимая тоска. Не будет больше в мире приличных женщин, музыки, танцев, ветчины «по-пармски» и хороших папирос, не будет вагонов первого класса и литературных «четвергов». Не будет порядка и чистоты. Все сгинет в бунте грязных, нечесаных и вшивых скифов. Мучительная гибель цивилизации, агония, стыдная кончина пред этими самыми «раскосыми и жадными очами». Черт возьми, что все же в этой строфе не так?

Хотелось выпить водки. Ледяной водки. Рюмка за рюмкой, пока большой запотевший графин не опустеет.

На квартире Алексей Иванович сразу прошел к телефонному аппарату. Ответили немедленно.

— Редакция «Новые времена». Слушаю вас.

— Вычитка прошла. Читали внимательно, но эпизод пустой, — сказал Понедельник.

— Тем лучше. Благодарим вас. Ждите новые рукописи.

Алексей Иванович вернулся в гостиную. Петр Петрович чистил бесшумный револьвер и рассказывал Гранту о грязном походе.

— Господа, нас благодарят из Центра, — сообщил Понедельник. — Велено ждать. Видимо, до утра. Пожалуй, я прогуляюсь. И выпью водки. Мне нужно успокоиться.

— Да уж, вечерок выдался не из лучших, — согласился Шамонит. — Для отдыха рекомендую «Берлогу». Дорого, зато спокойно, относительно прилично, и дамы там чистенькие.

Глава шестая Светская жизнь

3-й Рождественский

Три дня до дня Х.

Не сон, а натуральная пытка. На нарах и то удобнее. Комната пуста — соратницы по шпионству и след простыл. Видимо, отлучилась по срочным иномировым делам. Катрин злобно натянула неудобное платье, умылась и почистила зубы сомнительным порошком с игривым намекающим названием «Чао-Чао»…

Оборотень гоняла чаи с хозяйками. Точнее, Лоуд сидела, с чувством дула на блюдце и втирала хозяйке что-то о цветоводстве, а младшая отеле-управительница, высунув от усердия язык, разрисовывала лист упаковочной бумаги. Причем фломастерами. Экая творческая личность, вон — даже про надкусанный пряник забыла.

Катрин поздоровалась, чуткая л-племяница тут же пододвинула яйца, сваренные вкрутую, вазочку с вареньем и вафли:

— Извиняюсь, хлеба так и не завезли-с. Но с голоду пока не помрем. А я тут объясняю про хризантемы. Опять же, энта глорская-пунцовая против крымской-прибрежной, все равно, что блесна супротив донки…

— Я поняла, поняла, — поспешно заверила Лизавета, пришибленная изобилием цветоводческих тонкостей. — Как спалось, Екатерина Олеговна?

— Средненько мне спалось, — призналась Катрин, чистя яйцо. — Все о деле своем размышляю. Откажут ведь с прошением.

— Вам, тетушка?! Откажут?! Да никогда! — л-племяница негодующе взмахнула кусочком колотого сахара. — Вашим малахитовым глазкам вообще отказать невозможно. А уж по совершенно справедливому прошению… Пойдем и вытребуем!

— Да, надо идти, — «тетушка» глотнула чаю — иное дело, вполне можно потреблять напиток. — Кто рано встает…

…- у того и клюет, — подтвердила ведающая и в рыбозаготовках цветочница, со свистом всосала чай с блюдца и подскочила. — Все, идем! Лизавета, будем к вечеру, не скучайте.

Накинув пальто, шпионки вывалились из гостеприимной каморки.

— Ты чего здесь расселась и людей смущаешь? — поинтересовалась Катрин.

— Сугубо из утилитарный побуждений, — немедленно оправдалась оборотень. — Город полон опасностей, того и гляди застрочат пулеметы и бабахнут крейсера. И подрываться в такой исторический момент на пошлом примусе вообще неинтересно. Я осмотрела прибор и решила не рисковать.

— Да, это тоже верно, опасный примусок. Ну, ладно чай можно и там попить. Но фломастеры зачем?