Октябрь, который ноябрь

— Да хоть как. У меня только дымовые, вперед по курсу бросать их бессмысленно, он мигом проскочит, — Катрин выругалась.

— А в кузов? Ослепим, потом я запрыгну и в кабину дым переброшу. Пусть нюхнут.

— Это же тебе не кино с ковбойцами, по машинам да паровозам сигать, — заворчала шпионка, но принялась доставать дымовые гранаты. — Давай так: фугасную подальше вперед, пуганем гада, а потом дым — может, смутим. Если очко у него сыграет и тормознет, придется штурмовать. Возьми пистолет. Справишься?

— Вот прямо обижаете, — Василий сунул один из «маузеров» за борт шинели, принялся готовить гранату…

Гранатометчиком он оказался изумительным — «бутылка» улетела далеко вперед, но рванула точно перед носом броневика. Стальное чудовище вильнуло, Катрин, подготовившая дымовую, успела проорать «внимание!». Дальше необходимость в руководящих действиях отпала, поскольку все замелькало очень быстро…

Потерявший управление бронеход нелепо повернул, с маху бухнулся носом в афишную тумбу у Банковского моста. Предмостные позолоченные грифоны крякнули от неожиданности, внутри броневика что-то загремело и зазвенело, двигатель заглох. «Лорин» вовремя затормозил, Василий, словно по инерции взлетел из машины, пробежал по длинному капоту и перепрыгнул в неуклюжий броне-кузов врага. Катрин перебросила бойцу уже дымящуюся химгранату, ловкач сходу зашвырнул ее в бойницу пулемета и мгновенно присел под защиту рубки. Вскинул пистолет, круто выворачивать кисть ему было неудобно, но подготовка сказалась — твердой рукой высадил внутрь броневика остаток магазина…

Из щелей и амбразур бронемашины повалил густой дым. Внутри было тихо, потом надрывно закашлялись, завозились.

— Живьем! — едва слышно предупредила Катрин, готовя автомат.

Василий пятился от дыма, стоять в кузове было уже невозможно. Шпионка, не опуская непривычно массивный «федоров», выбралась из лимузина. Травмированное бедро о себе почти не напоминало, но упускать из вида неполноценность собственного физического состояние было неразумно.

Пятиугольная единственная дверь броневика распахнулась, клубы дыма повалили гуще, среди них вывалилось что-то плотное — Катрин рассмотрела плечо в кожаной куртке, бессильно вытянутую по булыжнику окровавленную руку. На безжизненное тело бахнулось еще одно, с виду пободрее, не очень осмысленно, но торопливо поползло прочь от дыма: шинель задралась, шаровары сползли, белело исподнее. Вот остановился, разразился судорожным кашлем… Василий напрыгнул болезному на спину, ткнул стволом пустого «маузера» между суконных лопаток:

— Руки за голову!

Плененный пытался исполнить приказ, задрал было грабли, но его снова скрутило в кашле. Боец за шиворот поволок задыхающийся трофей подальше от дыма…

Катрин держала на прицеле двери броневика, но удушливое нутро не подавало признаков жизни. Или уже задохлись, или противогазы у умников нашлись. Но, вероятнее, они там еще раньше кончились — Вася внутрь весьма толково пули вгонял.

— Держи колымагу на прицеле! Если что, пали сразу, — приказала Катрин.

Колька ухватил поданный «маузер»…

Давить клиента нужно, пока не продышался.

— Алекс, кончай задохлика, — очень равнодушно сказала Катрин, подходя к кашляющему и его охраняющему. — Все равно не жилец, дуче-кислота легкие выжрала.

— Так хоть в рожу скоту гляну, потом пристрелю, — отозвался Василий, даже не моргнув глазом на манерного «Алекса» и загадочную, но убийственную дуче-кислоту.

— Что там смотреть, все они одинаковые, — шпионка брезгливо ткнула стволом автомата в давно не стриженый, сальный затылок пленника. — Глянь, за ушами уж газовая бурость пошла. Сейчас отмучится.

— Как отмучаюсь? Почему не жилец?! — с трудом выкашлял плененный бронеходчик, и попытался поднять голову.

— Лежи, стервец! Поздно извиваться. Подыхаешь, и в больницу иль на погост тебя никто не повезет. Как окочуришься, в канал спихнем, авось пескари не подавятся.

— Не-не, нада в больничку. То не по-людски выйдет, — умирающий решительно приподнял тылы.

— Не хоца подыхать?! — Катрин наступила на широкий крестец, вновь прижимая страдальца к мостовой. — А ты наших жалел? Вы на площади весь штаб положили и трех генералов! Одной очередью! Сука говенная, ты что себе думаешь?! Пожалеем?! С какой стати тебя жалеть-лечить? Алекс, дай финку, я ему горло до пупа вскрою. Пусть продышится напоследок, свои потроха потискает, прежде чем пескарей угощать.

— За чо?! — возопил пленник, лихорадочно отхаркиваясь. — Меня силком заставили! Я же свой, товарищи! Нижний чин, механик из автороты. Меня в подвале держали. На одной водице! Я пострадавший и заставленный! Посадили, наган в ребра, рули, грят, куда скажем!

— Это какие мы тебе «товарищи»? — уже безо всякой любительской театральщины процедил Василий.

— Так откуда мне знать?! Ну, пущай, господа. Хоть кто. Ваши благородия, я ж невиноватый, чистым русским языком объясняю…

Катрин дважды двинула выдающегося филолога под ребра. Тот вновь зашелся кашлем.

— Впустую время теряем. Бурость уж на затылок лезет, — с отвращением отметила Катрин.

Пленник в ужасе схватился за темя: