«Преступления теряют под собой логику. Рука профессионала стоит денег, тем более с применением дорогого оружия. Некоторые убийства не могли иметь под собой материальной выгоды. Истребление целой группировки за то, что они изнасиловали девушку. Где причина? Откуда у девушки деньги, чтобы оплатить работу профессионалов? Может, здесь целая организация киллеров и без того богатых, цель которых нагонять страх. СТРАХ! И как страшно умирал Борисов, хотя собаке собачья смерть. Может, их девиз – искать этих собак и наказывать. Но интересно, кем становятся они сами после этого? Кто наделил их правом приговаривать и судить? На что похожа жизнь, если в ней стоят такие цели? На безумие! А Наумов-то в психушке, он ведь болен».
Чесноков после долгого хождения из угла в угол достал из-под кровати тяжёлые гири и стал с каким-то неистовством их тягать вверх-вниз. Он смотрел на то место, где Гульц указал нахождение жучка, и на него накатывало сильное желание так врезать туда кулаком, чтобы полстены развалилось. «Интересно, мог бы я свалить Наумова, в его безумном состоянии… Я не представляю, что бы он мне противопоставил».
Боль в суставах вернула мысль на место, со лба выступил пот.
Полковник принялся заваривать себе чай: «В логове Васютина произошла кража. Уравновешенный человек, он был просто взбешён. Борисов был на крючке из-за кассеты. Кто её ему вернул? Киллер? Значит, киллер и совершил кражу. Соприкосновение неестественных способностей убийцы. Так всё спланировать быстро, безошибочно и заставить Борисова умереть самому».
Под бульканье кипятильника он услышал, как в коридоре скрипнула дверь. Выйдя, он пошевелил ручку двери Гульца, она поддалась.
– Явился, наконец, ты где лазаешь?
Гульц только снимал плащ.
–А! Полковник. Ну что, поговорим за бутылкой лимонада, – он поставил на стол бутылку водки.
– Слушай, алкоголик, мои подчинённые никогда мне так не хамили!
– Алкоголик! Не судите, да несудимые будете, – он достал два стаканчика и плавленый сырок. – Кто-то у нас недавно строил из себя вундеркинда, хотел сам во всём разобраться. А теперь, видите ли, ему понадобились подчинённые. Тебя в принципе пить никто не заставляет. А мой рабочий день закончен уже давно – имею право, – Гульц всё равно разлил в два стакана.
– Я от тебя помощи жду, а ты водку жрёшь.
– А ты со мной жри, а то она, помощь-то, как бы боком не вышла. Дело-то простое, и отчитался бы, как от тебя хотят. Чечены-гады набедокурили. Отдал бы его ФСБ и пусть бы там голову поломали, – он поставил стакан перед полковником.
– А ты бы что, оставил всё как есть? Засунуть город в это криминальное болото на всю оставшуюся жизнь. Отписаться, отмазаться. Если они следят за нами, значит, ждут, готовятся, надеются, что мы уедем. И идти нужно теперь до конца. – И Чесноков выпил стакан, стоявший перед ним.
– Ну что ж, будем спасать города, посёлки и деревни, – и Гульц последовал примеру полковника, опрокинув стакан себе вовнутрь.
– Ты говорил про какой-то вариант, когда можно будет допросить Наумова?
– Я узнал, что Захатский ненадолго уезжает в командировку. Его будут замещать и Ерохин, и молодой практикант. Но практикант веса против заместителя главного врача не имеет. А вот у Сергея Ивановича прямо-таки нездоровое желание нам помочь. Но ты не радуйся. Центральная нервная система Наумова сильно угнетена: пароксизмальные и острые экстрапирамидные расстройства разной степени выраженности, переходящий акинетико-ригидный синдром.
– Объясни лучше по-русски.
Гульц принялся разливать по новой.
– Он ничего не помнит, и препараты, которые ему вводят, памяти не способствуют. Пей, полковник!
Чесноков взял стакан.
– И какой же это вариант, возможность допросить? И что он будет нам мычать на стуле?
– Гипноз. С помощью него можно вспомнить не только прошлое, но и тёмные стороны подсознания.
– А ты умеешь это делать?
– Умею, – и Гульц выпил водку, Чесноков последовал за ним.
– Ты чего-то не договариваешь. Что так неуверенно говоришь, с такой кислой рожей?
– Нельзя это делать.
– Почему?
– К людям с признаками эпилепторной активности, с психическими расстройствами, тем более находящимся на лечении в психдиспансере – гипноз применять запрещено, это тебе скажет любой нормальный психотерапевт.
Чесноков положил массивную ладонь на стол, да так, что стаканы подпрыгнули.
– Я, помню, допрашивали мы одного дипломата, так оказывается, на это легче разрешение пробить. Надо же так пристроиться этому Наумову, что власти над ним нет.
– Он не пристроился, он действительно болен. И он весь во власти врачей. Они могут вылечить, а могут изуродовать психику до конца.
– Ты мне только без всяких заумностей объясни, почему нельзя применить гипноз?
– Последствия непредсказуемы, возможны различные формы нарушения сознания, вплоть до комы. За несколько дней до процедуры нужно отменить нейролептики, то есть приостановить курс, тогда теряется смысл во всем предыдущем лечении. Возможно, придется проходить все мучения заново. Тебе его не жалко?
– Кого? – теперь Чесноков сам взялся разливать.
– Этого молодого пацана?