Океан

Блудника и разбойника кающася приял еси, Спасе, аз же един леностию греховною отягчихся и злым делом поработихся, душе моя грешная, сего ли восхотела еси?

Дивная и скорая помощнице всем человеком, Мати Божия, помози мне недостойному, душа бо моя грешная того восхоте.

Темнота постепенно сменила дневной свет, город остался вдали, отражаясь разными огнями. Любимым делом Седого всегда было расположиться где-нибудь у воды и разжечь костер, чтобы окутывало всё – огонь, звёзды, бульканье волн. Студент в этот момент замечал изменения в старике, какую-то непонятную радость. И именно в эти моменты он любил беседовать с ним, потому что в эти моменты, в обыденности немногословный человек мог рассказывать часами.

– Скажи, Седой, так ли важно для тебя сеять страх, или всё, что ты делаешь тоже своего рода боязнь чего-то?

– Если честно, Малыш, не так уж силён Сатана, как силён страх перед ним. Если бы я был сильнее, может не стал бы я так жить и старался бы по-другому влиять на людей. Когда тебе многое дано предвидеть и в то же время ощущать свою беспомощность – вдвойне тяжелее. Ты видишь, как в человеке заводится зверь, растёт, сатанеет и радуется своей силе, полностью пожирая всё человеческое. Я их называю собаки-нелюди.

– Но ведь убивая их, ты сам не меньший зверь.

– А кто спорит? – старик улыбнулся. – И знаешь, чего больше всего боятся звери? Страха.

– И значит, ты его тоже боишься?

– Нет. Насколько человек побеждает страх, настолько он человек. Не бояться смерти, боли, унижения – это великая сила.

– Ты ещё забыл про страх потерять близких. Поэтому ты одинок?

– Почему же? У меня есть ты. Может единственный, кто может меня понять.

– Но я не хочу всю жизнь убивать одних нелюдей, нагоняя страх на других. Так ведь невозможно прожить всю жизнь.

– Ты так говоришь потому, что недостаточно настрадался, еще мало видел боли, унижения, предательства. Вот как будет у тебя этого сполна, тогда и поймешь мои слова.

– Это всё равно какое-то рабство. Я хочу свободы.

– Знал я одного человека, который предвидел многое, желал мира, любви, свободы и хотел принести это людям, привести всех к великому счастью, но его распяли.

– Но ведь о нём помнят, любят, почитают, а что останется после тебя? Большая тень страхов, которые ты надвигал на людей?

– Я людей не трогаю.

– Но ведь те, собаки-нелюди, про которых ты говоришь, они бы могли вернуть своё обличие.

– Не в моих это силах поменять человека-зверя, запретить не есть ближнего своего. Остаётся лишь пролить его кровь, пугая тем самым остальных, чтобы знали, что есть сила, способная наказать.

– Ты забыл сказать о той радости, когда проливается эта кровь.

Старик выдержал паузу и снова улыбнулся.

– Ну, так ведь ты сам убивал и знаешь…

– Это же бесконечная безысходность, своего рода обезумевшее бессилие.

– Это ещё кто бездушнее, мы с тобой? Или весь этот мир? Вспомни распятого, как его отблагодарили? – Он бросил в огонь несколько палок. – Многие из ныне живущих продали бы душу дьяволу за деньги, но, к их сожалению, он им этого не предлагает.

Абракадабра

Так как у меня есть огромный дар,

с головой у меня не всё в порядке.

И. Н. Гульц