Когда пульс в висках становится невыносимым, и ты слышишь его уже громким Ту-Тум, Тум-Ту, Ту… Ноги твои идут в такт ему, когда быстро, когда медленно, иногда приходится бежать, ведь зверя ты должен чуять всем телом, всем своим единым целым, прислушиваясь к запаху ветра и помоек. Иногда тебя отвлекают менты или обнаглевшие попрошайки, ты должен устранить преграду на своём пути, не обращая внимания на кровь.
Всё происходило медленно, а иногда неслось со страшной яростью. Медленно вставало и садилось солнце, выползала ленивая луна, ухмыляясь и ожидая развязки. Они встречались по ночам:
– Ты что-нибудь видел?
Самый молодой из них был более яростен:
– Да, даже слышал, откуда был этот трусливый запах. По-моему, я попал на след.
– Ты не ошибся? – в тайне порадовался другой.
– Нет.
– А может, мы найдем случайно крысу, попавшую под ноги?
– Нет. А если так, то эту крысу тоже нельзя оставлять.
– Завтра, если ты не соврал, она выползет из норы. Если мы сойдемся в одно и то же время, в одном и том же месте, то ты не ошибся, друг мой.
Две тени снова разошлись. И снова ярким знамением вставало солнце, пылало жарко, потом поплыло обратно.
Из дневника практиканта.
Как всё неоднозначно в этом мире!
Перед выпиской у меня всё же состоялась беседа с Ерасовым Женей. Он искренне изумился моему предостережению держаться более настороженно в общении с Наумовым, и, преодолев какие-то внутренние сомнения, Женя всё-таки решился и рассказал мне, что, как оказалось, Наумов наоборот помог ему, был единственным человеком, оказавшим ему поддержку, был ему другом. И чудо своего исцеления Ерасов полностью считает заслугой доброй и искренней заботы Наумова.
Что же всё это значит? Что происходит? Неужели в душе Наумова идёт битва? Битва добра и зла. Человек, в одно мгновение превращающий другого, такого же как он, в кровавое месиво. Этот же человек в следующий момент протягивает руку ещё одному человеку. И тащит его, и старается, хотя сам-то еле живёт, скованный болезнью.
И теперь, открыв для себя Наумова через сочувствование, то самое, о котором писал Карл глубокоуважаемый Юнг, я вдруг задался вопросом – а битва ли это? Неужели мы должны сделать однозначный выбор в пользу лишь одной стороны? Выбрав зло, стать тотально плохими, или, выбрав добро, стать ванильно добрыми. Ведь и в том, и в другом случае мы выбираем однобокий, одноцветный мир. Мир – или только чёрный, или только белый. А не может ли быть, что именно противостояние тёмных и светлых сил в душе человеческой раскрашивает жизнь нашу разноцветными красками, давая ощутить холод ненависти, жажду мести, теплоту руки другого, горечь, когда предаешь и когда предают, надежду, которая никогда не умирает.
Может быть, Бог и не задумывал битвы и противостояния, а это всего лишь мы неверно толкуем Его творение? Может быть, Бог задумал игру? Игру добра и зла. Игру света и тени. Игру, которая ежедневно разворачивается внутри и вне нас и не имеет выигравших и проигравших. Ведь завтра будет новый день, и он принесет новые вопросы, новые повороты, новые вызовы. И может быть, завтра ты проиграешь опять…
«Кондак»
«Душе моя, почто грехами богатееши, почто волю диаволю твориши, в чесом надежду полагаеши? Престани от сих и обратися к Богу с плачем, зовущи: милосерде Господи, помилуй мя грешнаго».
«Икос»
«Помысли, душе моя, горький час смерти и страшный суд Творца твоего и Бога: Ангели бо грознии поймут тя, душе, и в вечный огнь введут: убо прежде смерти покайся, вопиющи: Господи, помилуй мя грешнаго».
Зверь уже давно присмотрел свою новую жертву. Он видел, как она ночью возвращается домой с работы, замечал, в какое время она проходит самые тёмные и глухие места, отмечал для себя её график. Он уже мысленно упивался нечеловеческим удовольствием, которое получит, когда будет терзать, убивать и насиловать её. Запуская свои безумные фантазии так далеко, он даже в кошмарных снах не мог себе представить, что уже две чёрные тени увидели его в отражении безумной луны, шли по следу на его запах, читали его сокровенные мысли, с помощью ветра надвигаясь с разных сторон, сметая всё на своем пути. Тени не похожие ни на людей, ни на животных, возжелавшие убить зверя, не оставляя ни одного шанса на спасение. И эти существа не успокоятся ни на минуту, пока их путь не остановит человека, который, по их мнению, давно перестал быть им. И не успокоятся, пока не прольётся его кровь и не остановится мерзкое сердце.
Зверь улыбался, когда появился хрупкий женский силуэт, всё было по часам, она приближалась, он готовился к прыжку, нож был наготове. Один, два, три… Он повалил её на спину, затыкая рот.