– Ваше ожидание почти наверняка закончится к утру, поэтому я бы посоветовал использовать имеющееся у вас время с пользой. – Он сцепил руки, и его голос стал тише: – Баду дали лекарство, так что у него ничего не болит, но он может вас слышать. Поговорите с ним. Скажите, что вы чувствуете. Это принесет утешение ему, да и всем вам тоже.
Том выглядел так, будто подавлял улыбку. Этот парень, с насмешкой подумал Феликс, родился с ухмылкой на лице. Остальные были по-настоящему печальны. Женщины, в частности, выглядели довольно потрясенными.
– У вас есть какие-нибудь вопросы? – мягко спросил доктор Рид.
Каждый человек покачал головой, но из угла заговорила бабушка:
– Сколько у нас есть времени?
Доктор Рид развел руками.
– В лучшем случае не больше нескольких часов.
– Но чудеса случаются, верно? – с надеждой спросила Энн.
Доктор кивнул.
– Иногда это так. – Он положил руку на дверной косяк. – Я дам вашей семье немного уединения. Нажмите кнопку вызова, если что-нибудь понадобится. – А потом он исчез.
Энн встала.
– Я пойду первой. – Она положила руку на плечо Бада и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку. – Бад, ты был лучшим братом, который только мог быть у кого-либо. Я люблю тебя больше, чем могу выразить словами, и никогда тебя не забуду. – Мальчик в кровати тихо вздохнул. Она постояла еще несколько минут, поглаживая его лицо тыльной стороной ладони.
Феликс приложил руку к своей щеке, представляя ощущение ласки.
Майло прервал этот момент:
– С вами все в порядке, сэр?
– Просто отлично.
На экране Энн отступила назад, чтобы занять свое место, а Джеральд встал, неловко сцепив руки перед собой. Он прочистил горло:
– О, малыш. Нас не было рядом с тобой, когда ты в нас нуждался. Я люблю тебя, сынок. Мне так жаль. – Его глаза наполнились слезами, и он отвернулся от камеры. Его плечи тряслись, пока наконец он не начал громко рыдать. Том протянул ему носовой платок, которым тот немедленно воспользовался.
Феликс ждал, что Мэрион утешит Джеральда, но вместо этого она встала и села на край больничной койки.
– Бедный милый малыш, – тихо сказала она, а затем наклонилась, чтобы прошептать ему на ухо, говоря так тихо, что микрофоны в комнате не могли разобрать слов. Каким-то образом это делало сцену еще более пронзительной. Мэрион оставалась там дольше всех, как будто не могла вынести разлуки с сыном. В комнате стояла тишина, если не считать тиканья настенных часов.
Когда Мэрион неохотно вернулась на свое место, Том быстро встал, словно ждал своей очереди.
– Привет, приятель. – Он неловко похлопал брата по плечу. – Я сожалею о том, что произошло. Надеюсь, ты скоро почувствуешь себя лучше. – Выполнив свою часть, он снова сел и многозначительно посмотрел на Дороти, как бы говоря: «Твоя очередь».
Она неторопливо поднялась на ноги и глубоко вздохнула, прежде чем подойти к краю кровати. Наклонившись, она сказала:
– Мне так жаль, что меня не было рядом, когда ты нуждался во мне. Я так много раз думала об этом и жалею, что не осталась. Или не вернулась, чтобы проверить, как ты. Ты такой маленький. Совсем ребенок. Я забыла, какой ты крошка. – А потом она начала рыдать, наклонившись вперед и положив руки на колени. Феликс понял, что неожиданно тронут. Он не предполагал такой реакции и испытал мрачное удовлетворение, увидев ее печальное лицо.
Дороти, спотыкаясь, вернулась к своему креслу, а затем закрыла лицо руками. Сейчас она притихла, но видеть ее такой причиняло боль всем присутствующим. Если они и вели себя так раньше, то каким-то образом пересекли грань между созданной искусственно реакцией и настоящими глубокими эмоциями. Мэрион протянула руку и погладила маленькими успокаивающими кругами по спине старшей дочери.
– Как надолго мы должны оставить их так? – Майло указал на экран. – Это так печально.
– Очень печально, – согласился Феликс, – но их страдания в чем-то прекрасны, тебе не кажется? Давай продолжим в том же духе еще немного.
Глава сорок пятая
Джеральд внезапно понял, что находиться в больничной палате утомительно. Вся их коллективная боль сконцентрировалась в одном месте и измотала его, груз на душе стал еще тяжелее из-за того, что многое из этого он нес на себе более двух десятилетий. Он даже не осознавал, как сильно это шоу повлияло на него. Как получилось, что эта группа людей, сведенных вместе судьбой и разлученных на столько лет, все еще могла быть так тесно связана?
На протяжении многих лет он иногда думал о маленьком мальчике-актере Шоне и задавался вопросом, что с ним стало после того, как он покинул шоу. Он не знал, и теперь часть его задавалась вопросом, действительно ли ребенок умер в результате полученных на съемочной площадке травм. Если да, то был ли это способ Феликса Уортингтона отдать ему дань уважения? Будут ли имя мальчика и даты его жизни в конечном итоге размещены на экране под словами «В память о…»?