Ограниченный тираж

Дороти продолжала беззвучно плакать, в то время как Мэрион успокаивающе держала руку у нее на спине. Она была прирожденной матерью. У Джеральда не имелось отцовских инстинктов, но он был чертовски хорошим актером и мог, по крайней мере, сыграть роль отца.

– Я бы хотел помолиться, – сказал он, жестом предлагая им встать. Никто не сказал ни слова, но все они встали, подошли поближе к кровати, сложили руки вместе и склонили головы. Слова дались ему легко: – Милосердный Господь, мы просим твоей любви и наставления в этот день, когда присматриваем за нашим младшим членом семьи, Бадом Барлоу. Бад – милый мальчик, и нам посчастливилось жить с ним в течение семи лет. Мы просим о чудесном исцелении, если на то будет твоя воля. Направь нас, чтобы мы могли двигаться вперед по пути, который ты проложил для нас. Мы молимся о силе и сострадании и клянемся быть лучше в будущем. Аминь.

– Аминь!

Каждый человек в комнате, включая бабушку, повторил это слово.

А потом ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Джеральд подавил желание взглянуть на часы. Доктор сказал, что ожидание может продлиться до утра. Они все оставили Бада позади в его самый темный час, и самое меньшее, что они могли сделать, – это быть рядом с ним сейчас.

Когда Энн заговорила, звук ее голоса прорвался сквозь тишину, напугав его.

– Любимым лакомством Бада после уроков всегда было печенье с шоколадной крошкой.

– С молоком, – добавила Мэрион. – Кофейная кружка, полная молока.

Том подпер подбородок кулаком.

– Он всегда макал печенье в молоко, пока оно почти не размокало.

Дороти кивнула.

– Это делало его таким счастливым. Он мог бы съесть целую пачку за один присест. – Тень улыбки скользнула по ее лицу.

У Джеральда были собственные воспоминания.

– Хохолок у него на макушке всегда вставал дыбом, как бы вы ни пытались его пригладить.

– Да, и он ненавидел, когда его рубашка была застегнута доверху. Говорил, что она душит его, – добавил Том.

– Он не говорил, что задыхается, – возразила Дороти. – Он утверждал, что она душила его. Я всегда думала, что это забавное слово для маленького ребенка. Он мог быть немного драматичным, но это было мило.

– Ему не нравилось, что ты называл его Закорючкой, – сказала Энн. Ее комментарий был адресован Тому, но в ее голосе не слышалось злобы.

– Я не должен был этого делать, – сказал Том, проводя пальцами по волосам. – Признаю, я вел себя незрело. Мне это казалось забавным, потому что он не мог усидеть на месте больше десяти секунд.

– Он был милым мальчиком, – сказала Мэрион. Джеральд почувствовал острую боль, услышав прошедшее время. – Раньше подбегал и обнимал меня без всякой причины.

Энн сказала:

– Он ненавидел, когда люди считали его глупым, потому что это было неправдой. На самом деле он был очень ярким и творческим человеком. Иногда он сочинял стихи в своей голове. Он часто читал их мне.

Мальчик в кровати что-то пробормотал, и Мэрион встала, склонившись над ним. – Думаю, он выглядит немного лучше. – В ее голосе звучала надежда. Джеральд знал, что она надеялась на чудо. – Цвет лица улучшился. – Она положила руку ему на щеку. – Держись, приятель. Мы любим тебя.

– Я всегда говорю: надейся на лучшее, ожидай худшего, – произнесла бабушка. Говорила ли она такое в сериале? Джеральд был уверен, что да.

* * *

Феликс наблюдал, как Мэрион пододвинула свой стул поближе к кровати и начала что-то напевать своему сыну. Мужчина не узнал песню, но она явно имела успокаивающий эффект. Это казалось подходящим временем для перехода. Он внезапно повернулся к Майло:

– Пришло время заканчивать сцену. Подайте сигнал актеру.

– Ты уверен? Все эти воспоминания – чистое телевизионное золото. Барлоу действительно разбиты. Мне хочется плакать, поэтому я знаю, что фанатам это понравится.

– Сцена окончена. – Феликс постучал пальцем по столу. – Покончи с этим.

Майло вздохнул, сел за свой монитор и застучал по клавиатуре. Через несколько минут медсестра быстрым шагом прошла по коридору в больничную палату Бада.

* * *

Вошла медсестра и бочком придвинулась к кровати, пока ее зад не оказался перед самым лицом Джеральда. Они все замерли, и Мэрион перестала напевать. Медсестра не обратила внимания ни на кого из них, просто сосредоточила свое внимание на Баде, который теперь лежал совершенно неподвижно. Она прижала кончики пальцев к его горлу, затем достала из кармана стетоскоп, чтобы проверить его сердце. Наклонившись над пациентом, чтобы послушать, на ее лице появилось встревоженное выражение, и у Энн возникло неприятное ощущение, что это все. Конец всех ожиданий. Медсестра обратилась к присутствующим в палате:

– Мне нужно позвать доктора. – Она выбежала так же быстро, как и появилась, и ее белые туфли заскрипели по полу. Судя по шокированным выражениям на лицах всех присутствующих, они пришли к одному выводу.

Пока они ждали, тиканье часов становилось все громче. Энн почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Ожидание было бесконечным, но, даже зная, что ребенок в постели ненастоящий, конец все равно причинял боль. В смерти было что-то такое грубое и конечное, даже метафорическое.