Огонь неугасимый

Вдруг Гульчира заметила по другую сторону движущегося круга Идмас под руку с Шамсией Зонтик. Обе, улыбнувшись, поклонились. У Гульчиры даже ресничка не дрогнула. Вспомнив, что рассказывала ей сегодня Нурия о дочери Шамсии, она с холодным поклоном прошла мимо. Делая второй круг, Гульчира с Идмас обменялись беглым, по-женски цепким взглядом. Как ни ревнуй, а на белое не скажешь, что черное. Гульчира вынуждена была признать, что Идмас очаровательна. Поразительно, как ей удалось сохранить девичью стройность стана, необычайную свежесть кожи, лицо, по нежности красок напоминающее розу, — ведь она мать двоих детей. Сегодня на ней были блестящие, крохотные, совсем игрушечные туфельки на очень высоких каблуках-столбиках и длинное, вышитое бисером бархатное платье, еще больше оттенявшее стройность и легкость ее фигуры и белизну кожи. А если прибавить к этому взгляд огромных бездонных глаз под прямыми бровями и лишающую мужчин рассудка улыбку опытной кокетки, то вряд ли нашелся бы человек, посмевший отрицать, что она в этой непрестанно движущейся замкнутой людской цепи подобна камню на перстне. Только такой ревнивый женский глаз, как глаз Гульчиры, мог подметить на лице Идмас признаки увядания. «Ты осенью расцветшая яблоня», — подумала девушка и в душе порадовалась своему неоспоримому преимуществу — молодости.

«Мастерица, видно, на женские хитрости и уловки. И недобрая», — решила Гульчира.

Шамсия не представляла для Гульчиры никакого интереса. «Претендующая на молодость, пышно, но безвкусно одетая женщина, прикрывающая свое бесстыдное кокетство «светскими манерами», — мельком определила Гульчира. — Поэтому, вероятно, и закрепилось за ней прозвище Зонтик».

Между Идмас и Гульчирой шла молчаливая дуэль. Презрительный взгляд Гульчиры как бы говорил: «Не испортить тебе наших отношений. Наша любовь не знает, что такое низость и грязь. Сколько ни старайся, не отнять тебе у меня Азата. Мой он! И вечно будет моим!»

Но глаза Идмас с их ложно-таинственным мерцанием с каждой встречей все глубже вонзали в Гульчиру свои ядовитые стрелы: «Несчастная, что ты понимаешь… С кем вздумала тягаться… Захочу — и твой Азат будет у моих ног».

Однако от Идмас не ускользнуло ничего из того, что давало Гульчире огромное преимущество. Гульчира молода и красива. Ей идет это строгое черное платье, скромно украшенное всего лишь простенькой брошкой. Какую естественную прелесть придают ей иссиня-черные косы, собранные на затылке в высокую прическу. Какой широкий и гладкий лоб, ресницы, брови, губы — ни капли краски. От них так и веет невинной свежестью. Идмас, чтобы выглядеть лучше и моложе своих лет, часами должна простаивать перед зеркалом. Все, начиная от старательно закрученного локона на лбу, — искусно наложенный слой косметики на лице, кольца на пальцах, изящный браслет на оголенной руке, белая роза на слегка обнаженной груди, — все было продуманно направлено этой женщиной на то, чтобы усилить очарование своей красоты. А Гульчира явно недостаточно, по мнению Идмас, думала о своей внешности, довольствуясь тем, чем одарила ее природа. Но как тонко она умела, оставаясь гордой и холодной, сохранять в то же время скромный, немного даже наивный вид, что придает женщине особую прелесть. «Где, когда, у кого научилась так держаться эта девчонка», — с завистью думала Идмас. Стало жаль своей уходящей молодости. Вспомнились девичьи мечты, из которых ни одной так и не пришлось осуществиться. Взгляд ее ожесточился. И опять полетели ядовитые стрелы в неискушенную в подобных битвах Гульчиру. «Ты еще не знаешь мужчин, красавица-гордячка. Вся твоя сила в доверии, ты непоколебимо веришь в своего Азата. Но стоит мне чуточку шатнуть твою опору — и ты растеряешься. Твоя душа чиста, но и не успела закалиться. Она не терпит грубого прикосновения, как первый снежок. Любимому ты веришь больше, чем себе. Наивная, бесхитростная простушка!.. Не верь ни одному мужчине… От души советую, хоть ты и враг мне… жалеючи твою молодость. Помни, молодость не возвращается».

«Верно, молодость не возвращается, — отвечал ей открытый, светлый взгляд Гульчиры, — а все твое богатство — в красоте, поэтому ты так и страшишься увядания. А у меня сеть будущее, я живу светлой, неувядаемой мечтой. И мечта эта претворится в жизнь… У меня есть друг, плечом к плечу с которым я собираюсь пройти дорогу жизни. А у тебя нет никого. Муж у тебя хороший человек, но ты ему чужая, как чужд и он тебе… Имеешь мужа, детей, а гоняешься за другими мужчинами, ревнуешь их. Низкая, жалкая женщина!»

И она чувствовала даже некоторое удовлетворение, что сегодняшним вечером хоть в малой мере отомстятся Идмас пережитые ею до объяснения с Азатом муки.

Тут Идмас с Шамсией вышли из круга прогуливающихся по фойе зрителей. «Так вам и надо!» — подумала торжествующая Гульчира. И в ту же минуту она заметила, что те, укрывшись за публику, подавали Азату какие-то знаки. Похоже, просили подойти к ним. Гульчира ужо открыла рот, чтобы сказать: «Не ходи, Азат!» — но девичья гордость воспротивилась.