Читаем Огонь неугасимый полностью

А Матвей Яковлевич перешел уже на серьезный, деловой тон. Он сказал, что внутренние резервы могут быть самые неожиданные. Может статься так: один глаз их не заметит, но от сотни пар глаз уже наверняка ничто не укроется. И он вспомнил о Лизе Самариной. Чтобы облегчить, сделать более производительным ее труд, понадобилась простая вещь — возле ее станка поставили стол, сколоченный из пяти-шести досок.

— Человек, завязший в беде, а то и просто в повседневных заботах, временами теряет способность видеть свою работу со стороны. Он привыкает к неудобствам, и ему начинает казаться, что так и должно быть. Но разве дело всему коллективу мириться с этим? — Матвей Яковлевич сделал паузу, собираясь с мыслями, и добавил: — Разве мало у нас в цеху таких, как Лизавета Федоровна? Надо только повнимательнее оглядеться вокруг.

Теперь Матвея Яковлевича уже слушали, не перебивая. Он говорил о захламленности цеха, о том, что эта захламленность тоже мешает повышать производительность труда. Вспомнил он и о том, как побывал в саду у Андрея Павловича Кукушкина, о его предложении озеленить цех.

— Вы думаете, что Кукушкин свой станок цветами окружил, потому что чудит? Не стану вдаваться в подробности, он сам выступит и расскажет сегодня, и вы поймете, что цветы — тоже вроде как необходимый инструмент для увеличения производительности труда.

— Как не понять, — прозвучал визгливый фальцет из центра зала. — Цветочные листья — материал лучше некуда, а из ствола хоть коленчатый вал точи. Производительность труда сама вверх попрет…

На парня цыкнули. Он, покраснев, огляделся по сторонам и, не найдя поддержки, спрятался за спинами сидящих впереди.

— Обсуждая почин Котельниковых, — продолжил Погорельцев, не снисходя до ответа на реплику, — мы не можем умолчать и о трудовой дисциплине. Слабовата она у нас. А ведь в трудовой дисциплине главный наш внутренний резерв. Возьмем Ахбара Валиевича Аухадиева. Хороший наладчик. Если уж Аухадиев наладил тебе станок, можешь быть спокоен, — будет работать как часы. Уметь так работать — большая гордость, большая честь! Но когда Ахбар Валиевич под мухой, он сам же растаптывает, простите меня, как свинья, это свое рабочее достоинство, свою честь — золотыми руками брак делает…

— Все равно никто не оценит! — крикнул Аухадиев.

— А ты думаешь, цена тебе повысится от постоянной дружбы с бутылкой? — спросил Матвей Яковлевич, вызвав новый взрыв смеха в зале.

Посмеиваясь как ни и чем не бывало вместо со всеми, Аухадиев крикнул:

— А иначе нашего брата никто и не заметит. Уравниловка!

— Ты тут, Ахбар Валиевич, дурака не валяй и словами не кидайся. А скажи-ка лучше свое золотое слово, которое пообещал нам в самом начале.

— И скажу, думаете, нет? — вдруг сорвался с места Аухадиев и начал пробираться вперед. — Думаете, побоюсь? — Не доходя до трибуны, он остановился и повернулся лицом к народу. — Вот, — показал он рукой на докладчика, — все Котельниковых хвалит. А о расценках — ни гугу! Получали рубли, получим копейки. Вот вам и почин Котельниковых…

Поднялся такой шум, что председательствующий долго не мог установить порядок. Кричали все разом, но, к полному удовлетворению Сидорина, не в защиту Аухадиева, а против него. Называли его рвачом, демагогом, шкурником.

— Что ж, товарищи, — произнес Погорельцев, когда Сидорину, после того как он долго и свирепо тряс звонком, удалось наконец установить относительный порядок, — вот и сказал нам Аухадиев свое золотое слово, и все мы увидели, что вовсе оно не золотое и даже не медное, а какое-то склизкое… не наше, не рабочее слово. Разговору нет, расценки — дело важное. Это наш заработок, а значит, от них зависит наша жизнь. И уравниловка, которая еще не изжита, порядком-таки портит кровь хорошим мастерам. Но весь вопрос тут в том, от какой печки плясать начнешь. Аухадиев видит одно — свой карман… Кусок пожирнее. Ничего другого он знать не желает. Но мы-то понимаем, товарищи, что интерес личный и интерес общественный один от другого не оторвешь. Они едины. Дело всего рабочего класса каждому из нас дорого не меньше, а может быть, даже больше, чем личное благополучие. Если среди нас есть еще такие, которым важнее всего личные интересы, а интересы народа они ставят на задний план, пусть тоже выскажутся. Мы никого силком не заставляем принимать обязательства. Это дело совести каждого. Вот я, к примеру, прежде чем брать то или иное обязательство, спрашиваю себя: «Как? Смогу выполнить?..» И если совесть подсказывает, что смогу, — поднимаю руку! Но чтоб без обмана, потому как обманывать себя — все равно что переливать из пустого в порожнее. И здесь один вопрос встает: когда сердце твое сможет дать тебе правильный ответ? — Матвей Яковлевич немного помолчал и, ткнув пальцем в середину зала, закончил: — Если оно бьется вместе с сердцем народа. Если оно чувствует, в какой стране, в какое время, для чего мы живем!.. Такое сердце никогда не обманет, не подкачает, а скажет как раз то самое, что нужно. А ежели у тебя сердце с воробьиное яичко — нечего его и спрашивать!.. И без того все ясно…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза