Огонь Менестреля

Слухи о Камне Менестреля ходили с давних времен, но сам он попал в нашу семью только в 1581 году. Это было за три года до того, как Свободные Католики за обещанную им Филиппом Испанским награду убили Вильгельма Оранского. Камень был дарован моим предкам за понесенные ими страдания, он не предназначался никому из них лично. И он прямо и бесповоротно привел их в алмазное ремесло. Они не знали, что делать с камнем, не представляли себе его ценность и решили между собой, что алмаз должен остаться необработанным; он будет служить напоминанием о тех, кто погиб, и о тех, кто выжил их стараниями. Они считали, что камень не может принадлежать им. Он не должен принадлежать никому. Они будут только его хранителями. Никто не должен знать наверняка о существовании этого алмаза, о его характеристиках, о его стоимости. В каждом поколении есть основной хранитель — человек, которому доверено нести эту традицию. И только он — а до меня это всегда был «он» — может распоряжаться камнем и решать, обработать его или нет, то есть определять его судьбу. Все, что касается алмаза — его легенды, его традиции, его тайны, — все определяет этот человек.

— Вот это ответственность, — заметил Мэтью. Джулиана вся дрожала. Она кивнула и замолчала. Он слегка улыбнулся.

— Наверное, спокойнее иметь семью, чьи традиции не уходят корнями глубже Великой Депрессии. Джулиана, ты сейчас закоченеешь. Забирайся под одеяло, погрейся чуть-чуть. На, возьми. — Он скинул с себя верхнее одеяло и бросил ей. — А вообще-то, лучше шла бы ты спать. Тебе надо выспаться.

— Знаю. Но я не смогу. Мама…

Она замолчала и, закрыв глаза, так сильно стиснула пальцами виски, будто это могло унять ее страдания. Мэтью потянулся к ней, одеяла сползли, и он, обнаженный по пояс, не замечая холода, обнял Джулиану. Она положила голову ему на плечо, его тепло передалось ей, и она почувствовала, как тает в его руках.

— Черт! — выдохнул он, целуя ее волосы.

Она только что вышла из душа. Проворочавшись в постели, она так и не смогла заснуть и, после того как он отправился спать, пошла в ванную. Ей нужно было освободиться от боли, тревоги, страдания; она смывала их губкой, чтобы они вместе с мыльной пеной утекли в трубу. И она хотела, чтобы он пришел к ней. Но он не пришел.

— Я знаю Блоха, — сказал Мэтью. — Он вычислит, что Менестрель у тебя. А чтобы заманить тебя в свои сети, использует твою мать, да и тетку, если ему удастся сцапать ее. Так что, Джулиана, он не убьет их.

— Пока не получит Менестреля или не убедится наверняка, что камень не уйдет из его рук, — закончила она, догадавшись, что именно Мэтью недоговаривает. — И тогда он убьет всех нас.

— Вот это не обязательно.

Но она видела, что Мэтью думает так же.

— Но пока им ничего не угрожает.

Она подняла голову и вопросительно посмотрела ему в лицо. Он чувствовал ее мягкие волосы на своей груди, видел ее глаза — такие же далекие и загадочные, как звезды.

— Мэтью. Кто он?

Даже в темной комнате она заметила, как потемнели его глаза. Натянув на себя одеяло и укутавшись, она продолжала смотреть на него. Впервые за эту ночь она наконец согрелась.

— Филипп Блох — отставной военный сержант…

— Ну да, во Вьетнаме он был взводным сержантом, а взвод состоит из трех отделений, в каждом — по десять человек. Я спрашиваю, как ты с ним встретился?

— Он был сержантом взвода, которым командовал Сэм Райдер. Эти двое, Проныра, пилот Джейк Макинтайр, командир экипажа Чак Фишер и я — все мы воевали в одно и то же время на центральном высокогорье.

— Это там ты летал на «Huey»?

— Да.

— Это которые «челноки»?

— Точно. Нам пришлось перевозить и взвод Райдера. Блох к тому времени уже третий год служил во Вьетнаме, а Райдер был совсем зеленым — ничего не соображал и страшно трусил. Война хорошо отсеивает болванов: если ты не подходишь, то будешь убит в бою. Дурак обычно полагается на везение, он надеется, что противник ошибется первым. Но если у него есть опытный сержант, то тот примет команду на себя там, где опростоволосится новичок, и спасет ребят от смерти.

— А что делал Блох?

— У него были опыт и знания, для того чтобы подстраховать Райдера, но он использовал их только тогда, когда это оказывалось ему выгодно. А так случалось совсем нечасто. Я знавал взводных сержантов, которые погибали, спасая своих ребят, и утирали носы зеленым лейтенантам, чтобы те быстрее обучались и начинали соображать. Блох же беспокоился только о себе. Ему нужно было, чтобы Райдер выжил и вышел оттуда героем, и он оберегал его, скрывал от него самого и от начальства результаты его некомпетентности. А из-за этого погибали ребята, которые могли бы выжить.

— И сейчас Блох воспользовался тем, что знает, как хорош был Райдер во Вьетнаме, и шантажирует его, — сообразила Джулиана. — Мэтью, а что с Джейком Макинтайром и Чаком Фишером?

Он отвел глаза:

— Их имена выбиты на Стене. Вьетнамский Мемориал.

— Они тоже погибли из-за Блоха?

— Они были в моем вертолете. Значит, виноват я.

— Ты очень строг к себе, Мэтью.

— Нет, не строг, — возразил он. — Просто честен. По крайней мере, пытаюсь быть честным.

— Ты мне нравишься.

— Да?