Огненный мост

Машина поднялась в воздух, когда уже смеркалось. Храпов сидел на жесткой дюралевой скамейке и смотрел в иллюминатор. Опять недоверие, опять игра «втемную», опять он – пешка в чужой игре. А ведь думалось, что он ведет свою собственную борьбу с большевизмом, за свою старую Родину, за свою Россию. И что в итоге? Он, как простой ефрейтор, отправляется на задание. Не ему решать, когда и что делать, он просто исполнитель чужой воли – тех же немцев, которые его ни во что не ставят.

Храпов прикрыл глаза. Гул двигателей, вибрация, передающаяся всему телу, не успокаивали, а, наоборот, навевали тревогу. И чтобы прогнать ее, Аркадий стал вспоминать. Имение на Орловщине, их дом в Санкт-Петербурге. Детство в Москве у тетушки Надежды Андреевны. Беззаботное далекое время: парки, фонтаны, прогулки, катание в коляске, зимой – на коньках и санках. Господи, как же давно это было: Невский, Фонтанка, Царицыно, Нескучный сад, Кремлевские стены и проезд государя императора. И он сам с няней, в матроске, стоит в толпе, кричит «ура» и подбрасывает вверх свою маленькую бескозырку.

А потом гимназия, Михайловское училище, первые золотые погоны офицера, гордость до слез и желание умереть за Родину, отдать всего себя без остатка. И отдавали! На полях Галиции, в крепости Осовец на реке Бобр, где погибла от газов вся батарея Храпова, где поднялись в контратаку отравленные, умирающие, но не сдавшиеся, не отступившие русские воины. И вечная память полковнику Константину Васильевичу Катаеву, который организовал огонь остатков артиллерии и трех рот резерва. Вечная память молодым офицерам, которым было всего по 21 году и которых Храпов знал лично – подпоручику Володе Котлинскому и подпоручику Владиславу Стржеминскому.

«Боже мой, что я делаю! – мысленно простонал Храпов. – Ведь я сейчас с теми, кто травил нас хлором, кто убивал нас там, к кому было столько ненависти, что, умирая, наши солдаты поднимались в штыки! Для достижения святой цели все средства хороши? Но будет ли оставаться цель святой после этого? Кого я больше ненавижу? Немцев или большевиков?»

В самолете стало холодно. Значит, он идет на большой высоте. Храпов снова посмотрел в иллюминатор. Чернота ночи. Хотя нет, вон вспышки, вон огненное зарево на горизонте. И здесь мелькание огней. Линия фронта? Возможно. Скоро встреча с бомбардировщиками, а там через несколько сотен километров – сброс. Возвращение на Родину! Как ночной тать с кистенем! Пусть так… Отмолю все грехи, а если не отмолю, то гореть мне в адском пламени без покаяния, но я совершу то, что должен. Против тех, кто отобрал у меня Родину, кто уничтожил лучших людей. Отомщу за расстрелянного государя».

Ночь казалась бесконечной, как бесконечным казался и сам полет. Когда впереди небо стали рвать огненные вспышки, Храпов подобрался, сжался, как пружина. Посмотрев на часы со светящимися стрелками, он с удовлетворением отметил, что все проходит по запланированному графику. И выход к цели группы бомбардировщиков произошел точно в срок. Значит, через десять минут прыгать.

– Группа, приготовиться! – прокричал штабс-капитан, срывая голос. – Проверить парашюты, личное снаряжение. Повторяю порядок выброски…

Время перестало тянуться, как тягучая пастила. Оно вдруг понеслось с удесятеренной скоростью. Казалось, что и разрывы зенитных снарядов превратились уже в одно сплошное зарево, и скорость самолета увеличилась настолько, что он слышит свист рассекаемого крыльями воздуха. Но когда открылась дверь пилотской кабины и появился штурман, все снова встало на свои места, кроме сердца, бьющегося где-то в подреберье.

– Прыгать! – крикнул немец и показал палец. – Одна минута!

– Пристегнуть контейнеры, – приказал Храпов и поднялся на ноги.

Через минуту непроглядная ночь поглотила транспортный «Ю-52», ушедший в сторону от армады бомбардировщиков. Распахнулась хищная пасть люка, ударило в лицо ледяным могильным холодом.

– Пошел! – крикнул Храпов и слегка ударил по плечу Агафонова. Тот кивнул и обреченно шагнул в черную бездну…

Глава 4

Борис Коган видел много мостов и других стратегических объектов в прифронтовой зоне. Там все выглядело иначе. Надолбы или сварные противотанковые ежи. Как правило, несколько рядов колючей проволоки или сплошное двухметровое проволочное ограждение. Обязательные коридоры для патрулирования, огневые точки: чаще пулеметные, но иногда и артиллерийские ДОТы. И, конечно же, зенитные установки.

Но здесь, на саратовском железнодорожном мосту, все выглядело иначе. Как будто не было войны. Да, был и ряд колючей проволоки, и боец из полка НКВД топтался с винтовкой неподалеку, но в воздухе все равно висела какая-то безмятежность. Безмятежность ли?