Огненный мост

Шелестов не стал ждать продолжения. Если дать распалиться этому бородачу, живущему в каменном добротном доме, не им построенном и полученном просто так от властей по переселению, добра не жди. Нравятся им добротные каменные немецкие дома с большими погребами, с теплыми надворными постройками. «Вот в чем дело, – усмехнулся Максим, перебравшись обратно через забор и убедившись, что хозяин дома закрыл за собой дверь. – Они за такое добро готовы сами горло перегрызть. Не надеясь на власти». Что власть? Она как выселила немцев, так и вернет их. Так рассуждает простой мужицкий ум.

Из двенадцати адресов семь отреагировали примерно так же, как и этот. Один, правда, стал кричать: «Милиция!», но не очень убедительно.

За последние трое суток Максим побывал во многих местах, где собирается народ. Вынужденно или по своей воле. И в столовых, и в пивных, которые стали открываться в городе, и в очередях. Он прислушивался, иногда, прикидываясь простачком, участвовал в разговорах. Росло и крепло убеждение, что здесь немецким диверсантам никто помогать не будет. Может, и напрасно власти затеяли депортацию. Общая беда сплотила народ. Сейчас все в одинаковом положении. И уж тем более будут петь властям дифирамбы те, кто получил под заселение опустевшие немецкие дома.

«Напрасный расчет у немцев насчет этих районов, если он у них есть, – думал Шелестов. – Нет тут никаких особых условий и очага напряженности. И местное управление НКВД так считает, и у меня не появилось оснований возразить. Проверю оставшиеся два адреса, и надо возвращаться».

Это была простая привычка доводить до конца любую работу, а не конкретные подозрения по поводу двух оставшихся адресов.

Дом стоял особняком недалеко от кладбища. Шелестов подошел к нему со стороны оврага и долго смотрел, как щуплый невзрачный мужчина в кургузом пиджачке насаживал на черенок штыковую лопату. Он обтесывал черенок снова и снова, скоблил его осколком стекла, полируя почти до идеального состояния. Стало темнеть, когда мужчина наконец закончил свою работу. Он выпрямился, отряхивая с коленей стружку, посмотрел на темнеющий лес за огородом и не спеша ушел в дом. Через несколько минут из дома торопливо вышла дородная женщина и скрылась в сарае, где тут же забеспокоились, закудахтали куры. Оттуда она вышла с корзинкой, наполненной, видимо, продуктами с ледника.

«Ужинать сядут, – догадался Максим. – Ну, вот вам и гость к столу».

Обойдя жиденькую покосившуюся копну, Шелестов нагнулся, пролез под жердиной ограждения и, старательно хромая, двинулся к дому. Тишина летнего вечера казалась напряженной. Или это мысли Максима были далеки от покоя провинциального городка. У кого он сейчас в душе есть, этот покой, когда второй год такая война, столько горя. «И я здесь не от хорошей жизни», – напомнил себе Шелестов.

Дверь оказалась незапертой. Максима это удивило. Когда-то, еще в детстве, он это хорошо помнил, в деревнях вообще было не принято запирать двери. Но сейчас… Шагнув в темные сени, Шелестов громко постучал во вторую дверь, обитую мешковиной. Не дожидаясь ответа, распахнул ее и шагнул в дом.

– Добра вам, хозяева, и достатка, – сказал он громко, одновременно стараясь изобразить голосом страдание. – Не откажите в помощи!

– Ты кто такой? – женщина переглянулась с мужем. – Не из наших вроде… Чего тебе?

– Гонятся за мной, – доверительно сообщал Шелестов, садясь устало на лавку у двери. – НКВД гонится.

– НКВД? – то ли удивленно, то ли с уважением переспросил мужичок. – Чего ж ты натворил-то такого?

– Немец я, по матери немец! – горячо заговорил Шелестов. – Спрячьте, прошу вас. Они меня потеряли еще на окраине Марксштадта. Мне бы пересидеть. Они не узнают, кто меня укрыл, а то и вообще подумают, что я в сторону Самары подался.

Максим специально назвал город старым названием, полагая, что так он больше сойдет за человека, который не принимает нового. Женщина с мужем о чем-то пошептались. Из-за занавески вышел мальчуган лет десяти босиком, в длинной рубахе до колен. Он уставился на гостя, потом подался на улицу, видимо, в уборную.

– Ты вот что, – мужик подошел к Шелестову и посмотрел ему в глаза строго и подозрительно. – Пойдем-ка я тебя в баньке схороню. Ты давно в бегах? Голодный? Так я тебе поесть принесу. Только знаешь, время такое… Дорого все, а у меня семья. Вот если ты располагаешь деньгами…

– Есть, есть деньги, – горячо заверил его Шелестов. – Вы не сомневайтесь!

– Ну, пойдем тогда, – кивнул мужик.

Неискренним было что-то в выражении лица этого человека. Жена и то больше выглядела желающей помочь.

Максим вышел вместе с хозяином во двор, прошел вдоль темной стены, куда не попадал свет из окон. Судя по запаху влажной древесины, тут и была баня. Пахло вениками, распаренной лиственницей, дымком печи. Уютные и очень приятные запахи, которые расслабляют. Только вот расслабляться Шелестову не хотелось.

– Тут посиди, – торопливо заговорил мужик, – я запру тебя от греха подальше. А попозже и поесть принесу. Ты денег бы дал, милок, а то мало ли кто тут по ночам ходит.