Жители хотели уйти вместе с войском, запрягали возы, нагружали их своими женами, детьми и разной рухлядью; бургомистр, во главе нескольких мещан, пришел умолять Скшетуского, чтобы он не уезжал вперед и проводил бы их хотя бы в Тарнополь, но Скшетуский не хотел даже и слушать, имея строгий приказ немедленно ехать во Львоа
Они выступили в поход и только по дороге Вершул, немного придя в себя, начал рассказывать, что случилось.
— С тех пор, как существует Польша, — говорил он, — никогда еще не терпела она такого поражения… В сравнении с этим ничто Цецера, Желтые Воды и Корсунь.
А Скшетуский, Володыевский и Подбипента хватались за головы и взмахивали руками.
— Это переходит границы человеческого понимания, — говорили они. — Где же был князь?
— Он был покинут; его нарочно отстранили, он даже не распоряжался своею дивизией.
— Кто же командовал?
— Все и никто. Я давно уже служу и съел на войне зубы, но такого войска и таких начальников еще не видел.
Заглоба, который не особенно любил Вершула и мало знал его, начал качать головой и чмокать губами, а потом сказал:
— Может быть, вы ошиблись и незначительное поражение приняли за всеобщее, поскольку то, что вы рассказываете, уму непостижимо.
— Что непостижимо — с этим я согласен, но я готов дать голову на отсечение, если это неправда.
— Каким же образом после поражения вы первым очутились в Волочиске? Я не могу допустить мысли, что вы дали деру! Где же теперь войско? Куда оно бежит? Что с ним случилось? Отчего убегающие не опередили вас? Я напрасно ищу ответа на все эти вопросы.
Вершул во всякое другое время не спустил бы даром таких вопросов, но в эту минуту он ни о чем не мог думать, кроме поражения, поэтому только ответил:
— Я потому пришел в Волочиск первым, что все бегут на Ожиговцы, а князь нарочно послал меня сюда, чтобы я предупредил вас и чтобы вас не застали врасплох Во-вторых, ваши пятьсот человек теперь для него не безделица, потому что дивизия его большей частью погибла или рассеялась.
— Удивительно! — пробормотал Заглоба.
— Страшно подумать! Отчаяние овладевает мною! Сердце разрывается, а слезы сами льются! — говорил, ломая руки, Володыевский. — Отчизна погибла] По смерти бесчестие! Такое войско погибло, обращено в бегство! Это, должно быть, конец света и начало страшного суда!
— Не перебивайте его, дайте ему все рассказать! — обратился к ним Скшетуский.
Вершул молчал, как бы собираясь с силами; несколько времени слышалось только шлепанье копыт по грязи: шел дождь. Ночь была темная, пасмурная, и в этой темноте, при дожде, слова Вершула звучали удивительно зловеще: