Огнем и мечом

Внезапно кто-то у ворот лагеря крикнул страшным пронзительным голосом:

— Люди, спасайтесь!

— Начальники бегут! — раздались голосаю

— Начальники бегут! — повторили сотни и тысячи людей.

Голоса эти пронеслись по лагерю, как вихрь проносится по лесу, и внезапно из двухсот тысяч глоток вырвался ужасный нечеловеческие крик.

— Спасайтесь! спасайтесь! Ляхи! Наши начальники бегут!

Массы людей зашевелились, точно разбушевавшаяся река. Топтали костры, опрокидывали возы, шатры, ломали палисады, все бежали к выходу, причем в толпе давили друг друга. Всех охватила страшная паника. Тотчас груды задавленных преградили дорогу, но чернь и казаки бежали по трупам среди рева, шума и стонов. Толпы выбежали из лагеря, кинулись на мост, сталкивали один другого в болота; утопающие конвульсивно хватались друг за друга и, умоляя небо о милосердии, погружались в холодную трясину. На мосту началась битва и резня за места. Воды Плешовой наполнились телами. Немезида страшно отплачивала за Пилавицы Берестечком.

Ужасные крики дошли до слуха молодого вождя, и он тотчас понял, что случилось. Но тщетно Богун бросился в лагерь, тщетно летел к толпе с поднятыми к небу руками. Его голос терялся в реве тысяч людей; волны убегающих увлекли его вместе с конем, свитой и всей конницей — и несли на погибель.

Польские войска чрезвычайно изумились при виде этого движения, которое в первую минуту многие приняли за какую-то отчаянную атаку, но вскоре нельзя было не верить глазам.

Через несколько минут, когда прошло удивление, все полки, не ожидая даже приказа, двинулись на неприятеля, а впереди вихрем мчался драгунский полк, во главе которого летел маленький полковник с саблей над головой.

И вот настал день гнева, суда и поражения… Кто не был задавлен, погибал под ударом меча. Река до такой степени наполнилась кровью, что нельзя было различить, течет ли в ней вода или кровь.

Обезумевшие от ужаса казаки, пришли в еще большее замешательство и продолжали душить и сталкивать друг друга в воду, но вместе с тем с остервенением сражались с нападавшими на них королевскими войсками. Битвы происходили на болоте и в чащах. В этих ужасных лесах воцарилась смерть. Брацлавский воевода отрезал путь к отступлению убегающим. Тщетно король приказывал держать солдат. Сострадание угасло — и резня продолжалась до самой ночи, резня такая, какой не видывали в жизни даже самые старые воины, и при воспоминании о которой впоследствии у них волосы на голове подымались дыбом.

Наконец, когда мрак ночи покрыл землю, сами победители были поражены своим делом. В этот день уже не пели благодарственного гимна, и из глаз короля текли не слезы радости, но слезы жалости и печали.

Так разыгралось первое действие драмы, автором которой был Хмельницкий.

Но Богун в этот страшный день не сложил головы вместе с другими. Одни говорили, что, увидев поражение, он первый спасся бегством, иные же рассказывали, что будто его спас один знакомый рыцарь. Однако никто не знал, как было на самом деле.

Одно лишь верно, что в следующих войнах фамилия его часто упоминалась между фамилиями известнейших казацких вождей. Спустя несколько лет его кто-то подстрелил из мести, но и тогда не настал для него конец.

После смерти князя Иеремии Вишневецкого, который умер от военных трудов, когда лубненское княжество отошло от Польши, Богун завладел большей частью его земель. Потом говорили, что в конце концов он не захотел признавать над собой власть Хмельницкого. Сам Хмельницкий, проклинаемый собственным народом, искал покровительства за пределами родины, но гордый Богун отказывался от всякого покровительства и готов был саблей защищать свою казацкую свободу.

Рассказывали также, что на лице этого удивительного человека никогда потом не появлялась улыбка. Он жил не в Лубнах, но в деревне, которую выстроил на старом пепелище и которая называлась Разлоги. Там, кажется, Богун и умер.

Междоусобные войны пережили его и тянулись еще долго. Затем пришла зараза и шведы. Татары почти постоянно совершали набеги на Украину и уводили много людей в неволю. Опустела Польша, опустела Украина. Волки выли на развалинах разрушенных городов, и некогда цветущие края представляли как бы одну громадную могилу. Ненависть укоренилась в сердцах и отравила кровь двух братских народов.