— Господа, — говорил он, — я попал в плен, это правда, но фортуна изменчива. Богун всю жизнь бил других, а сегодня мы его побили. Это всегда так на войне? Сегодня ты бьешь, а завтра бьют тебя. Но Бог покарал Богуна за то, что он напал на нас, спящих сном праведным, и так бесчестно разбудил нас. Он думал, что напугает меня своим плюгавым языком, но я его так притиснул, что он совсем спутался и выболтал то, что совсем не хотел сказать. Да что тут долго говорить, если бы я не попал в неволю, то мы не разгромили бы его так с Володыевским. Теперь слушайте же дальше: итак, если бы я с Володыевским не побил его, то ничего не осталось бы делать ни Подбипенте, ни Скшетускому, и наконец, если бы мы не разгромили его, то разгромил бы он нас; а если этого не случилось, то благодаря кому?
— Вы — настоящая лиса, — сказал Лонгин, — тут махнете хвостом, там проскользнете и всегда вывернетесь.
— Глупа та собака, которая гоняется за своим хвостом, потому что она все равно его не догонит, а только потеряет нюх
— Но сколько вы людей потеряли?
— Всего около двенадцати человек и несколько раненых. Там нас не очень били.
— А вы, господин Володыевский?
— Человек тридцать, потому что я напал на неприготовленных к битве.
— А вы, господин поручик?
— Столько же, сколько и Лонгин.
— Ну а я только двоих Теперь скажите же сами, кто лучший вождь? Вот то-то! Зачем мы сюда приехали? Затем, что нас послал князь собрать вести о Кривоносе. Так вот я вам скажу, что узнал о нем первый и из самого лучшего источника, прямо от Богуна; знаю, что он стоит под Каменцем и хочет бросить осаду, потому что струсил. Это новость вообще. Но я знаю нечто такое, что обрадует всех вас и о чем я не говорил до сих пор, так как хотел, чтобы мы обсудили это все вместе. Да к тому же я был болен и от усталости и оттого, что я был так неудобно связан; я думал, что совсем захлебнусь кровью.
— Ах, да говорите же, ради Бога! — воскликнул Володыевский. — Может быть, вы что-нибудь узнали о нашей бедняжке?
— Да, именно о ней, да благословит ее Бог, — отвечал Заглоба.
Скшетуский поднялся, выпрямился во весь свой рост и сейчас же сел опять. Настала такая тишина, что слышно было жужжание комаров на окне. Заглоба продолжал:
— Она жива, я знаю это наверно, и находится в руках Богуна. Да, господа, страшные это руки, но Бог не допустил, чтобы он ее обидел или опозорил. Мне это, господа, сказал сам Богун, а он скорей похвастает чем-нибудь другим.
— Может ли это быть, может ли это быть? — лихорадочно спрашивал Скшетуский.
— Если я лгу, пускай меня поразит гром, — торжественно сказал Заглоба, — это истина. Слушайте же, что мне сказал Богун, когда думал посмеяться надо мной, а потом прикусил язычок. "Что же ты думаешь, — говорил он, — что ты привез ее в Бар для мужика, что ли? Что. я, холоп, чтобы неволить ее силой? Или мне не хватит денег, чтобы венчаться в Киеве и чтобы во время венца пели чернецы и горело триста свечей, — у меня, атамана и гетмана!" И он начал топать ногами и грозить мне ножом, думал, что испугает меня, но я ему сказал, чтобы он пугал собак.
Скшетуский опомнился уже, лицо его сияло и на нем попеременно отражались и страх, и надежда, и сомнение, и радость.
— Где же она, где? — торопливо спрашивал он. — Если вы и это знаете; то вы — прямо ангел!
— Этого он мне не сказал, но умной голове довольно и двух слов. Заметьте, господа, что он все насмехался надо мной, пока я не срезал его. Вот он и говорит мне: "Сначала я поведу тебя к Кривоносу, а потом пригласил бы тебя на свадьбу, но теперь война, так что она не скоро еще будет". Заметьте, господа: "еще не скоро". Значит, у нас есть еще время. Заметьте еще: "сначала поведу тебя к Кривоносу, а потом на свадьбу". Значит, никоим образом нет ее у Кривоноса, она где-нибудь далеко, куда еще война не дошла.
— Золотой вы человек! — воскликнул Володыевский.
— Я думал сперва, — продолжал приятно польщенный Заглоба, — что, может быть, он отослал ее в Киев, но потом решил, что нет, так как он говорил мне, что поедет туда с нею венчаться. А если поедет, то значит, ее там нет. Да и слишком он умен, чтобы везти ее в Киев, потому что если Хмельницкий пойдет к Червонной Руси, то Киев легко могут занять литовские войска.
— Правда, правда! — воскликнул Подбипента. — Как Бог свят, многие хотели бы поменяться с вами умом.
— Только я не с каждым менялся бы, а то вместо мозгов получишь сено — это часто случается на Литве.
— Опять за свое! — сказал Лонгин.
— Позвольте же мне кончить. Раз ее нет ни у Кривоноса, ни в Киеве, то должна же она быть где-нибудь?
— В том-то оно и дело!
— Если вы догадываетесь, где она, то говорите скорей, я весь горю! — воскликнул Скшетуский.
— За Ямполем! — сказал Заглоба и торжествующе обвел присутствующих своим здоровым глазом.
— Откуда вы знаете это? — спросил Скшетуский.