Однажды темной зимней ночью…

– Ты явился сюда в поисках знания. В жажде вызнать все секреты природы, прикоснуться к тайнам жизни и смерти, воистину взять на себя роль Господа. Ты жаждешь заполучить в свои трепетные руки фолианты древние и оккультные!

– Если вас не слишком затруднит.

Тумс напускает на себя вид глубокой задумчивости. А когда отверзает уста, голос его мрачно серьезен.

– Способ есть. Способ глубоко нечестивый и опасный. Против всех законов благопристойности, человеческой натуры и самоё природы.

Пембл трепещет.

– Способ, – продолжает Тумс, – каковой вкупе с ловкостью хирургического скальпеля вернет к жизни это прелестное мертвое тело, позволит ему дышать и вздыхать, румяниться и услаждать вашу душу игрой на фортепианах.

– Такое и правда возможно?

– Более чем, мой милый мальчик! Ничто не мешает вернуть Лили Уилт к жизни.

* * *

Пока мистер Тумс разыскивает на полках нужный том, он делится с Пемблом трагической историей своей жизни.

Когда-то давно перед мистером Тумсом расстилалась карьера совсем иного свойства.

Его двоюродный дед Таддеуш «Рыжий» Тумс умел в какую-то пару минут ампутировать ногу, а его отец Теодор – за минуту вырезать опухоль. Столь велики были таланты этой прославленной медицинской династии, что, дай в руки бабушке Тумс столовый нож, она выковыряет у вас желчные камни раньше, чем вам подадут чашечку чаю. Увы, многообещающая хирургическая карьера Тумса рухнула в одночасье по причине несчастной любви.

Любовь нагрянула к нему над прозекторским столом.

Тумс прерывает свои воспоминания и бросает на Пембла душераздирающий взгляд. Такое страдание написано на его лице, такие ужас и подавленность, что Пембл невольно вздрагивает.

– Покойница отличалась редкостной красотой. А я был молод, отважен и дерзок. – Глаза Тумса наполняются слезами. – Есть перспективы, каких не можешь не видеть, Пембл. Есть поступки, каких нельзя не совершить.

Искомый том находится, и по этому случаю они распивают графин достойного кларета. Затем Тумс оборачивает черной бумагой внушительных размеров фолиант в кожаном переплете и вручает сверток Пемблу.

Он отказывается от денег, которые отсчитывает ему Пембл.

– Один вопрос хочу задать тебе напоследок, пока ты не ушел. – Тумс туже стягивает пояс кимоно и смотрит Пемблу в глаза. – То, что ты затеял, мальчик, не для слабонервных, можешь быть уверен. Так ответь: она ли тебе нужна?

Пембл баюкает в руках неподъемную книжищу, вместилище всех тайн жизни и смерти.

Лили Уилт. Лили Уилт. Лили Уилт.

Сколько колдовства в этом имени, сколько колдовской прелести в его обладательнице!

Лили Уилт – само очарование.

Пембл вызывает в памяти ее почивающее в вечном покое тело. Ее золотистые локоны, слегка вздернутый носик, маленькую грудь в пене белых кружев. Ее покрытые нежным пушком руки, тяжелые ресницы, перламутровые полукружия ноготков.

Он представляет себе ее голос, обольстительный, медовый, женственный.

Он представляет себе ее душу, искристую, жизнерадостную.

И вдруг Пембла как молнией поражает неизъяснимое чувство, что он всегда любил Лили Уилт, всегда поклонялся ей! Она создана для него, а он создан для нее.

– Да, – твердо отвечает Пембл. – Лили, и больше никто.

* * *

Трудную работу он на себя взвалил, трудную и долгую. Старинный фолиант раскрыт у него на столе; на его пожелтевших от времени страницах Пембл взыскивает ужасные тайны. Озарения, коих он жаждет, чернильными бабочками вспархивают из его сознания в момент, когда он, кажется, познает их.

Уже сколько дней Пембл не покидает своей мансарды и даже забросил свои фотографические ангажементы. Когда он засыпает, его изводит один и тот же сон.

Недобрый сон.

Как будто он в каком-то людном месте стиснут толпой юношей в обтрепанной одежде. Над толпой шум и гам, все кричат, насмехаются, дразнятся. В воздухе воняет перегаром, застарелым табачным дымом и дешевым маслом для волос. Пембла посещает смутная догадка, при каком зрелище он присутствует: вокруг него студенты-медики, а место, где они сгрудились, – анатомический театр.

Вдруг повисает тишина.

Двойные двери в зал распахиваются, и две дородные санитарки вкатывают тележку с распростертым на ней телом. Это тело Лили Уилт. Голые ноги, босые ступни, туловище скрыто простыней, лицо исхудавшее и пустое, волосы тусклые и спутанные, как после тяжелой болезни.

За тележкой мерно вышагивает хирург, склонив голову так, что край цилиндра съехал ему почти на нос. Студенты-медики затягивают реквием.

Лили перекладывают на стол, залитая мертвенной белизной рука падает, золотистые волосы рассыпаются. Обтрепанные джентльмены в зале все как один задерживают вздох и подаются вперед.

Хирург кивает ассистенту, тот выступает вперед и закатывает мэтру рукава. Торжественно накидывает мясницкий фартук, заскорузлый от запекшейся крови, жуткий на вид, завязывает за спиной мэтра тесемки.

Хирург снимает цилиндр. Нарциссус П. Тумс, милостиво улыбаясь, оглядывает собравшихся.