Потом поворачивается изучить разложенные на столике рядом инструменты, пробегает по ним пальцами и выбирает длинную остро заточенную пилу. Теперь мистер Тумс неспешно подходит к прозекторскому столу, на его губах играет похотливая улыбка. Он кладет руку на щеку Лили.
Глаза ее открыты…
Особняк на Ганновер-сквер объят ночной темнотой. Мистер Уилт пребывает в глубоком сне. При каждом звучном всхрапе внушительные усы важно вздымаются. Миссис Уилт в ночном чепце уютно свернулась под одеялом и во сне наслаждается нескончаемой болтовней о мопсиках и серебряных чайниках. Внизу в гостиной святая Лили, выставленная в гробу, утопает в море кружев, газа и шелка, руки сложены ладонями вместе в вечной молитве. Повар, дворецкий, лакеи, мыши в кладовых, собаки на псарне – все погружены в сонное забытье. Одна Нэн Хоули бодрствует. Она зажигает свечу и тихо ступает по притихшему дому.
Она бесшумно прикрывает дверь в гостиную и зажигает газовые рожки. В гостиной прохлада, гроб сияет полированными боками, однако в воздухе витает сладковатый запах разложения. Лилии закрылись, воронки цветков поникли, лепестки свернулись.
Нэн пододвигает стул к гробу. Лицо у Лили такое же, как в утро ее смерти, ничуть не изменилось. Нэн щурит глаза и всматривается в черты покойницы. Через какое-то время замечает перемены в мертвом лице Лили. Ее красота малость померкла. Полные губы истончились, вокруг глаз наметились морщинки, как от прищура, и от этого видок у трупа, прямо скажем, прокисший и недовольный. Кожа отливает зеленоватой бледностью, тугие локоны у висков подразвились.
Может, Лили и способна на не виданные миру живых колдовские фокусы, но смерть провести никому не по силам.
– Что это вы себе удумали, мисс? – шепотом вопрошает Нэн.
Дальше случается вот что: на кофейном столике подпрыгивает рамка с фотокарточкой, остановленные часы на камине начинают тикать, по бахроме турецкого ковра пробегает рябь.
Нэн выжидает. Полированное дерево стенки гроба затуманивается, сквозь туман проступают слова:
– Нечего тут губы-то раскатывать, – ворчит Нэн. – Если вам что и нужно, мисс, так это тихие, мирные похороны. Срам это – напоказ-то выставляться и чтоб на вас пол-Лондона таращилось. Это ж ни на что не похоже!
Нэн чудится, что тень раздражения пробегает по прекрасным недвижным чертам покойницы.
Нэн некоторое время размышляет, устремив невидящий взор на спящее вечным сном лицо Лили Уилт. Мало-помалу у нее созревает мысль попросить совета у того самого маститого писателя и частого гостя на обедах у мистера и миссис Румольд Уилт. В самом деле, это ж с его некролога началась вся эта канитель. Нэн уверена, что добьется аудиенции у этого знаменитого джентльмена, – разве не с нее писана героиня одного его известного рассказа?
– Вот я переброшусь словечком с мистером Д***. Вот увидите, я смогу. Уж он вправит мозги вашим дорогим папаше и мамаше.
Дальше случается вот что: пламя в газовых рожках ярко вспыхивает, лилии в своих вазах съеживаются, над ухом Нэн завывает арктический ветер.
Нисколько не напуганная, она закрывает крышку гроба, довольная, что с неприятным делом покончено.
Пембл просыпается от настойчивого стука в дверь. Открывает глаза. Его щека лежит на смятой странице великой книги о жизни и смерти.
Стук меняется, теперь в дверь столь же настойчиво колотят кулаком. Пембл выпрямляется за столом.
Теперь снаружи трясут ручку двери. Со всей силы. Его окликает притворно-жалобный гундосый голос.
– Мистер Пембл, вы, случайно, не дома ли?
Пембл захлопывает книгу, прячет ее и успевает натянуть брюки, прежде чем в дверях возникает миссис Пич: его замок она открыла как нечего делать. Перед Пемблом хозяйка пансиона, ужас что за ведьма, тонкая как хлыст, тощая, щетинится острыми локтями и ключицами, на голове устрашающая копна черных как смоль кудельков (не собственных).
– Вы уж простите мое вторжение, мистер Пембл, – слова сопровождаются делано горестной улыбкой. – Неделю как вас не видела, и кстати, что там у нас с арендной платой? – Она оглядывает комнату, замечает нетронутую кровать, на ней явно не спали, замечает и объедки скудных Пембловых трапез. – Вы что же, мистер Пембл, хотите мне на весь дом напустить крыс?
– Простите, нет, конечно.
– Я, мистер Пембл, содержу мой пансион в чистоте и опрятности.
– Да-да, давайте я вам принесу деньги прямо вниз, – предлагает Пембл со всей учтивостью, какую сумел наскрести в душе.
Миссис Пич пересекает комнату, поднимает занавес, скрывающий фотолабораторию Пембла, заглядывает внутрь.
– Мистер Пембл, мы, кажется, уговаривались, что здесь будет ваша опочивальня, не так ли?
– Ах, простите, да.
Миссис Пич переключает внимание на разбросанные по всей комнате фотокарточки.
Пембл закипает гневом, видя, как миссис Пич берет и с любопытством разглядывает восхитительные изображения тела Лили Уилт.
– Она же мертвая?
– К прискорбию, да.
– Бедная малютка. Сколько же ей было, двенадцать?
– Семнадцать.
– Чахотка, да? Вот ведь напасть, косит, подлая, юных красавиц направо и налево.
– Нет. Никакая не чахотка.