Глава 6
Видимо, моя пламенная речь всё же произвела должное впечатление, потому что вскоре Цфасман придумал способ, позволивший Грише снова подать документы на визу.
Но бюрократические проволочки всё тянулись и тянулись, неделя проходила за неделей, месяц за месяцем. Марк Анатольевич успокаивал меня, что дело идет, сыпал какими-то терминами, показывал копии документов. И мне, в общем, не к чему было придраться, я видела, что мой тогдашний посыл дошёл до него, и он всерьёз принялся за дело. Наверное, и Бет давила – ей уж совсем не хотелось остаться без самой перспективной своей подопечной. И всё же временами мне начиналось казаться, что мы кружим на месте, не двигаемся с одной точки, и что Гриша сейчас не ближе ко мне, чем был несколько месяцев назад.
Декабрь почти подошёл к концу. С тех пор как в новогодние праздники пропал Гриша, я всегда боялась этого времени. Но если в прошлые годы мне было тягостно и нехорошо на душе, то сейчас меня прямо-таки охватывала паника. Если бы Гриша был рядом, я бы, наверное, все эти дни не спускала с него глаз, не давала отойти от меня ни на шаг, держала за руку – чтобы хоть как-то уберечь, если на него обрушится беда, взять удар на себя. Но его рядом не было, и я не находила себе места.
Миновало Рождество – в Америке основные празднования приходились именно на этот день. Город ещё за месяц весь покрылся гирляндами, омелой, венками из веточек остролиста, красными бантами, золотыми колокольчиками, стилизованными полосатыми чулками, Санта-Клаусами, ёлками и рождественскими гимнами, несущимися из каждого утюга. Праздник, который предполагалось отмечать в кругу семьи, в большом уютном доме, за столом, на котором помещалось блюдо с ароматной поджаристой индейкой. Слушать семейные байки, наслаждаться ощущением клановости, связи времен, дома. У меня же ничего этого не было, и я всегда старалась договориться на этот день о каком-нибудь деле, чтобы не чувствовать себя совсем уж изгоем. Однако удавалось это редко – обычно все очень трепетно относились к духу Рождества, даже прожжённые голливудские воротилы. И потому я в этот праздник сидела дома, закутавшись в одеяло – хотя, разумеется, калифорнийская зима настоящей зимой не была – уж точно не в сравнении со снежными и морозными зимами моего детства, – пила чай и смотрела по телевизору шоу-программы, наполненные грубоватым, не всегда понятным мне юмором.
Новый год же здесь был достаточно проходным праздником. Обычно, народ ломился в клубы и полночь встречал пьяными выкриками и братаниями. А к утру постепенно разбредался по домам.
В этот раз Тэд тоже пытался вытащить меня в клуб. После того нашего объяснения он держался со мной очень корректно, предупредительно, и всё же я чувствовала, что внутренне он ещё не отступился от меня, не свыкся с тем, что связывать нас всегда будет только дружба.
– Но ведь это праздник, – убеждал он меня. – Я знаю, что у вас в России он празднуется даже шире, чем Рождество. Почему же ты не хочешь хоть немного развеяться? Или, может быть, у тебя есть другие планы? – подозрительно покосился на меня он.
– Нет, Тэд, милый, никаких планов, – искренне говорила я. – Просто… я, знаешь ли, не очень люблю этот праздник. Останусь лучше дома, чтобы никому не портить новогоднюю атмосферу.
Тэд снова позвонил мне тридцать первого декабря, днём, всё ещё надеясь убедить меня передумать, но в конце концов смирился с моим решением.
В новогоднюю ночь я стояла у большого французского окна своей квартиры, набросив поверх халата пальто. Внизу, на улице, кроны пальм обвиты были разноцветными гирляндами, мигали лампочки, отбрасывая разноцветные блики на мощёные дорожки. Где-то за забором бушевал праздничный город. Я слышала, как гудели машины, как рвались хлопушки. Слышала взрывы смеха, выкрики, пение и визг. Ровно в двенадцать начался фейерверк. Гулко бухали разрывы, и в небе расцветали разноцветные мерцающие блеском купола – зелёные, красные, фиолетовые, золотые, серебряные.
Я прижала к уху телефонную трубку – знала, что в России давно уже наступил день. Трубка отзывалась длинными гудками, и я замерла от страха, ожидая, что сейчас на звонок ответит тётя Маруся и скажет мне, что Гриша снова пропал. Однако вопреки страхам я услышала его голос:
– Родная моя! С Новым годом тебя!
– Гриша, – отчаянно прохрипела я. – Гриша, с тобой всё хорошо? Ты дома? Всё в порядке?
– Ну конечно, глупая, – по голосу я слышала, что он улыбается. – Ты что там, уже накрутила себя? Признавайся! У меня всё нормально, отметили по-тихому, с мамой. Санька уехал в город – к дружбанам из училища.
– Как хорошо, Гриша, – слабым голосом произнесла я, чувствуя, как в груди разливается тепло.
– А ты там как отмечаешь? Наверное, в каком-нибудь крутом клубе, среди кинозвёзд, да? – спросил он.
Я невольно огляделась по сторонам – увидела балконные перила, пальмы внизу, бросила взгляд на свою пустую квартиру, на собственные босые ноги, выглядывавшие из-под подола халата.
– Да, Гриша, я в клубе. Тут вечеринка.