Один выстрел во время войны

Оказалось, Захаров вонзил лопату в ногу…

Он сидел на краю канавы и, смеясь, говорил фельдшеру:

— Во, дожил, сколько возятся со мной.

— Сколько требуется, столько и буду возиться, — ответил тот. — Начальник где? — Увидев Карунного, позвал: — Семен Николаевич, акт надо составить, травма… Мало ли что… Насчет инвалидности говорить не буду, надеюсь, обойдется, а все же травма, да еще на работе.

Захаров отмахнулся от него.

— Инвалида нашел… Не каркай, само пройдет…

Карунный наклонился над ним.

— Больно?

— Дерет, зараза…

— Если просто дерет, это еще полбеды… Бородулин, составь акт. На всякий случай. Полагается. Всех прошу разойтись по местам. Акт подпишут… — Карунный бегло окинул взглядом присутствующих, — Уласов, Бородулин, Ковалев. Они будут подписывать в присутствии начальника участка и фельдшера. Расходитесь, товарищи. Ковалев, сбегай в палатку за бумагой. Увидишь мою полевую сумку, принеси, я тут найду что надо.

Рабочие разошлись. Кроме названных Карунным остались Даргин и Павловский. Захаров гладил рукой голень, словно болела она, а не разрубленная ступня.

— Брось ты, Семен Николаич, бумажки свои… «Антонов огонь» не приключится со мной, замазали хорошо да обвязали, — скрипел его мрачный голос. — Отдышусь маленько — и в канаву, будь она проклята.

— Как же ты сумел? На девок, что ль, загляделся? — пошутил бригадир.

— Откуда они возьмутся, девки твои? Голова свинцом налита после вчерашней выпивки, вот и получилось.

— Это я виноват, не надо было приглашать, не на праздник. Так и запишем в акте: начальник участка организовал пьянку. Для поверяющих, чтоб расхождения не было с фактом: Захаров после выпивки еще не пришел в себя…

— Ты, Семен Николаич, не бери много. Что ты, силком тащил? И не пил со мной, твово греха никакого. Сам я дурак, обрадовался, давно не хлестал… Да и не ты подносил, а другой…

Павловский насупился.

— Попрошу без намеков.

— Какие намеки?! — Захаров тяжело поднял на него глаза. — Ты привез водку. Не будь ее — не появилась бы эта красота, — указал он на забинтованную ногу.

— Да, водку я привез! — Голос Павловского накалялся. Он покраснел, на Карунного уже не обращал внимания. — Я тоже не насиловал тебя. Все по доброй воле, я угощал из добрых побуждений.

— Черт с тобой, с твоими побуждениями. Мне все равно, лишь бы нога поскорее зажила.

— Тебе все равно, а мне далеко не безразлично! — уже завелся Павловский. — Я прошу в акт мою фамилию не заносить. Вы тут между собой как хотите, а я ни при чем. Документ, не просто памятная записка!

Поморщился Карунный, вздохнул. Он встретил возвращавшегося Петра Ковалева с полевой сумкой в руках, достал тетрадь и вырвал из нее двойной лист.

Покончив с актом, Карунный предложил подписать его.

Бородулин, Уласов, Ковалев один за другим поставили свои закорючки.

— Вы не приготовили мне поручения? — спросил Павловский. — Я готов, Семен Николаевич.

— Отлегло? — взглянул на него Карунный. — Возьмите рабочих, нивелир, уточните отметки на нашем участке трассы. Многие изыскательские и проектные работы здесь ведутся одновременно со строительством дороги. Спешка. Нельзя допускать неточности.

— Ясно, Семен Николаевич. Инструмент в палатке, а как с рабочими?

Карунный взглянул на Даргина, на Ковалева.

— Вот они. Тем более не новички с вами будут, промеры дна реки вместе делали.

Петр Ковалев откровенно зевнул, ладонью закрыл рот. Дмитрий Даргин локтем толкнул его в бок:

— Пойдем?

— Куда? Рейку ему таскать или треногу?

— Землю ковырять, дурень! Нечего отираться тут.

Они постояли немного, словно в ожидании особой команды, потом, как на прогулке, медленно направились к своей канаве.

— Что делать, Семен Николаевич? Они не подчиняются!

Ковалев и Даргин услышали, оглянулись.

— В чем подчиняться? Кому? — через плечо, небрежно спросил Дмитрий. — Нам никто ничего не приказывал, это ваш разговор, а мы сбоку припека… — И по-прежнему вразвалочку пошел вместе с Петром.

— А военная дисциплина?! Забыли?.. За такое дело полагается… — вдогонку кричал Павловский.

— Успокойтесь… — перебил его Карунный. — Военная дисциплина не исключает внимательное отношение к подчиненным. Вы не знаете, почему они не хотят работать с вами? Жаль, следовало бы знать.

— Сейчас не до философских рассуждений, Семен Николаевич. Получается, без рабочих я должен уточнять отметки?

— Почему же, с рабочими. Но сегодня, вероятно, ничего менять не стоит, а завтра — посмотрим.

— Снять пару добросовестных человек с рытья выемки, и все! Тут и менять нечего.

У Карунного на щеках заходили желваки.

— Позвольте мне знать, кого снимать с рытья выемки и когда. В данном случае в советчиках не нуждаюсь.

— Отлично! Прошу извинить. Что же мне делать сейчас? Исполнять роль могучей землеройной машины?

— Эх вы… — Карунный горько покачал головой. — Могучая… Коли поступили в мое распоряжение, то нечего фыркать. Ройте выемку. Именно вам я напоминаю о военной дисциплине. Мой приказ прошу не обсуждать.