Один против всех

Лифт доставил его на пятый этаж. Дэв шел вдоль длинного, широкого коридора, мимо пресс-центра, мимо зала судебных заседаний, пока, наконец, не остановился перед кабинетом Крэн-стона. Инспектор Крэнстон был «поставлен на холостые обороты». Сейчас он был «ответственным» за всякие внутриуправлен-ческие дела: за входящую и исходящую документацию, картотеку и регистратуру, короче говоря — за все и ничто. Это была должность для хозяйственника или канцеляриста. Но Крэнстон не был хозяйственником, он был стопроцентным криминалистом, в лучшем смысле этого слова. Он был прямым, настойчивым человеком, этот инспектор с обветренным лицом, густыми светлыми волосами и честными глазами.

Его «повысили» потому, что «внизу» он кого-то не устраивал. Когда он был еще заурядным копом, он несколько раз обнаруживал в клубах республиканской и демократической партий запрещенные сборища любителей азартных игр, а однажды даже арестовал крупного политического босса и двух судей, посоветовавших ему убираться ко всем чертям. Во время допроса в управлении обвиняемым выглядел сам Крэнстон. Его показания выслушивались с презрительной усмешкой, следователи морщились от того, насколько он «лишен инстинкта», но он не дал им сбить себя с толку. Когда его спросили, почему «господа» арестованы — вопрос смехотворный, все было уже зафиксировано на бумаге — он твердо ответил: «потому что они нарушили закон».

Вот была пожива для газет! Но они представляли Крэнстона не героем, у которого хватило мужества привлечь к ответственности нарушителей законности, не взирая на их служебное положение, а как оригинала, чудака. Он сделался человеком, от которого нельзя просто отмахнуться: он навел порядок в самом запущенном участке города; произведенный в инспектора, он на время изгнал из города самого Макса Стоуна, исполняя обязанности старшего инспектора — правда, всего две недели — добился того, что были закрыты все игорные клубы, лично собрал материал против Стоуна и Латаны, а всех подпольных букмекеров и их прихвостней выгнал вон из города.

Такие действия показались тайным хозяевам города чересчур вызывающими, и Крэнстон был перемещен на теперешний «ответственный» пост — бумага, дескать, все стерпит.

Увидев Бэньйона, он оторвался от книги:

— Привет, Дэв! Не говори только, что вам понадобился совет такого старика, как я, — он улыбался тепло и дружественно.

— У нас в комиссии все в порядке, но у меня — нет.

— Да ну, с каких это пор?

И тут Бэньйон выложил все: он рассказал и о самоубийстве Тома Дири, и о Люси Карровэй, и о Бигги Бирроу и о той горькой минуте, когда Уилкс отобрал у него дело.

— И это меня так взбесило, что я еле удержался, чтобы не бросить ему в лицо мой значок и посоветовать, как найти ему применение… — докладывал Дэв.

— Даже так… — Крэнстон обстоятельно раскуривал трубку. — Такие вопросы каждый решает наедине с собой. Я остался, ибо сказал себе, что городу всегда может понадобиться хороший служащий полиции, и если ветер задует в другую сторону — я буду на месте. Если в один прекрасный день здесь произойдут перемены, кое-чьи глаза обратятся и на тебя, Дэв, — он больше не улыбался, его немолодое лицо было жестким и холодным. — Меня, может быть, тогда уже не будет, но вы, молодые…

— Я не могу работать с одной только надеждой, что все переменится. Мне не нужно никаких компромиссов, я не хочу…

— Одну секунду! Я тоже никогда не шел на компромиссы! Я упорно двигался своим путем, пока мой пыл не «остудили». А теперь я жду того дня, который, возможно, уже не за горами…

— Значит, надеяться на лучшие времена?

— Ладно, оставим будущее и обратимся к сегодняшнему. Дело, которое ты копнул, дурно пахнет! Ясно, что Дири застрелился. Его вдова утверждает, что из-за плохого здоровья, а Люси отрицает. Если бы только это, я поверил бы жене, а Люси счел ревнивицей, лгуньей и тому подобное. Но туг ведь ее убивают после разговора с тобой. Возможно, это дело рук «горилл» Стоуна. Тут-то воры себя и выдали, — он улыбнулся. — Я зову их ворами, хотя они тщатся называть себя погромче и покрасивее, гангстерами, например. Для меня они были и остаются ворами. Ты напал на след Бурроу, и в это время дело у тебя отнимают. Вероятно, Уилкс получил какие-то указания, но, может быть, он действует по своей инициативе. Да, но почему они переполошились из-за Бурроу и Люси, почему она убита? Только ли потому, что обратилась к тебе?

— На эти вопросы у меня нет ответа.

— Тогда вернемся к Дири. Разве его случай не подозрителен? А что, если он должен был исчезнуть, если его устранили?

— Нет, тут все ясно.

— Напротив, тут все только начинается, — он умолк и вдруг спросил. — Что ты теперь думаешь делать, Дэв?

— Я все же намереваюсь довести дело до конца. Посмотрим, что выйдет.

Кринстон проводил его до двери, положил руку на плечо и сказал:

— Одного не забудь: англичане обычно говорят «мы проигрываем все битвы, кроме последней!» Помни об этом!

— Спасибо, — пробормотал Бэньйон.

— Заходи ко мне, не пропадай!

В коридоре Дэву встретился Джерри Фарнхэм, тоже направлявшийся к лифту.