Бывает? Бывает. Но почти всегда бывает наоборот. Потому что самотек отпинывали не читая, еврейские фамилии рассматривались как уже препятствие, очереди на публикацию уже принятых вещей были годами, а все живое душилось на корню. Однако. Иногда нужен процентаж новых имен и даже пример национального разнообразия. И милая, простая, чисто написанная и — абсолютно невинная и фильтрующаяся сквозь все ограничения и указания повесть Рубиной вскочила в номер. А это было — уже ого! «Юность»! Знак престижа, огромный тираж, всесоюзная известность сразу.
В те же годы уехали Кузнецов, Бродский, Гладилин, Солженицын, Галич, Довлатов, Аксенов, Некрасов… И не печатали ни Лену Шварц, ни Шаламова, ни много кого еще. И мое поколение в общем давилось, спивалось, кончало с собой, деградировало… Так что кому поп, а кому и в лоб. Ну, конечно, — тоталитаризм, идеология, СССР. И вот однако.
Мы сначала поговорим об общих законах и тенденциях, а потом уже затронем российскую специфику.
Во-первых, новое воспринимается с трудом. Не похожее на привычное — прежде всего вызывает мысль, что это неумело, неправильно, как-то не так. Давно отмечено умными людьми: чтобы новое было воспринято нормально, не отторгнуто с ходу — оно должно быть по форме в основном традиционно. Вот довести традицию до совершенства — такое воспринимается лучше всего — и критикой, и читателем. Вот писать, как все привыкли, в ту же струю — только чуть-чуть лучше. Это поощряется.
Вспомним, коллеги, что «Руслана и Людмилу» пушкинские критика радостно вознесла — это было в русле мощной традиции, проложенной великим Жуковским. А первые главы «Евгения Онегина» были встречены в основном прохладно и с разочарованием: мы-то надеялись, что талант разовьется, а Пушкин-то наш пишет какой-то примитив бытовой, какая ж это поэзия, эх…
Так что если вы забацали что-то такое эдакое — особенно-то уши для фанфар не развешивайте. Вероятнее всего — приговорят: ищет свою форму, оригинальничанье, ученический экзерсис, модный формализм, странный выпендреж и так далее.
Во-вторых: хороший литературный вкус, чутье, способность самостоятельно различить интересное в потоке рукописей — это встречается довольно редко. Особенно когда у профессиональных читчиков глаз замылен, а личного интереса и азарта отловить новую яркую книгу неизвестного еще автора — нет такого рефлекса. Так что нередки случаи, когда знаменитые книги поначалу долго валялись в издательствах и безуспешно перемещались из одного в другое. Годами бывало.
Кстати о птичках: книга настолько кассовая, какой была в 1993 году «Легенды Невского проспекта», к моему изумлению и непониманию, в течение полутора лет отвергались полусотней издательств — буквально всеми различимыми, которые тогда были в России. Все в один голос уверяли, что сейчас покупают только американские боевики и фантастику, на русские книги нет спроса вообще, и предлагали сразу договор и аванс за американоподобную халтуру, якобы переводную. И лишь «Вагриус» решил составить сборник из разных рассказов, включив кое-что из «Легенд», не обращая внимания на мои заверения, что эта фигня не пойдет. Она и не пошла, плохо пришлась и плохо продавалась. И только маленькое, никому не известное питерское издательство «Лань» приняло книгу как есть, без всяких пожеланий и редактур, и тогда она полетела стольниками, стотысячными тиражами то есть, и встала на первое место в рейтингах, критика была бурная и больше хвалебная, и ее тогда читали все. Бывает.
А уж это, заметьте, по форме — обычная ироническая проза, сатирическая, юмористическая, физиологическая, повествовательная, легкая в чтении, ничего такого сложного, неожиданного и трудного. М-да.
Третье: вы напишете хорошую книгу — но ее могут элементарно не понять. Не увидят там сложности и глубин ваших, не заметят мастерства вашего. Ну не въедут! Вот вышел «Герой нашего времени» — и все сплошь его полили. Аж не верится — ослепли, мозги отсохли?.. Была одна восторженная рецензия — Булгарина, и одна в общем положительная — Белинского. Против полутора десятков тупой фигни, начиная с императора Николая I и кончая всеми как либералами, так и державниками.
Был гениальный советский писатель Морис Симашко. Мы о нем уже упоминали. Он ведь и книги издавал, и даже стотысячник у него был, и в московских издательствах тоже, и в «Новом мире» когда-то раз печатался. А — вот не вошел в «обойму», с которой носятся критики. Не «вращался». Жил в Алма-Ате, переводился по миру, национальные кадры ему завидовали. В 90-е уехал в Израиль, в начале 2000-х там умер. Вот и вся слава. А уж он заслужил, он заработал.