Один из демонов

– Я быстро адаптируюсь к вашим уловкам, дорогой Гиллис. Полтора к одному по сравнению с передовой? Благодарю! Там, наверное, предстоит стать добровольным испытателем непроверенной вакцины или на скорость грызть камни. Пусть будет ваш распрекрасный санаторий. Где форма, которую нужно подписать?

Знаете, как тяжело приходится призракам? Ты хочешь потрясти за рукав близкого человека, сказать ему: «Ты чего? Да брось, все образуется! Это ерунда, это проходящее. Есть ты и есть я. И есть мы друг у друга. Остальное можно преодолеть». А совсем недавно близкая и почти родная женщина смотрит сквозь тебя и словно не замечает. И ты с болью до сердечного спазма понимаешь – она тебя больше не видит. Зато ясно видит свое будущее, в котором тебя уже нет. Ты для нее словно призрак из прошлого. И не более того. Хочется взвыть от бессилия. Вы – рядом, но недостижимы. Кажется, что попробуй коснуться ее кончиками пальцев и они провалятся в пустоту. А потом она поворачивается и уходит туда, в свое личное будущее, где уже нет тебя. Ты же так и остаешься – невесомый и никем не ощущаемый.

Райская парковая зона сегодня меня не вдохновляла. В трех метрах от меня из бассейна высунулась блестящая коричневая морда выдры и вежливо тявкнула. Вместо умиления я поймал себя на мысли, что не прочь вывалить на нее мусорный бак. Белоснежная цапля прохаживалась по маленькому пойменному лугу и что–то выискивала в траве, а мне хотелось наподдать ей в корму тяжелым ботинком. Узкая пешеходная дорожка вилась от моих ног, огибая живописных древесных великанов с птичьими гнездами в кронах, но мне было не до них. По этой дорожке от меня только что ушла Тиа. Моя подружка улетучилась в направлении реализации своих девичьих фантазий. Так будет достаточно красиво и образно, дорогой культуролог?

– Слик, я узнавала про ваши военные санатории. В них регламентирован каждый шаг. Чтобы поехать на фестиваль танцев в ближайший город, моей подруге с мужем пришлось за месяц подавать заявление, заполнять кучу бланков, строго придерживаться маршрута. Они даже пообедать в придорожном кафе не могли по своему усмотрению. Только в специально отведенных местах, представляешь? Два года в таком режиме? Я не смогу. Извини, Слик. Я там просто не выдержу. А моя профессия? Ты подумал обо мне? Кому нужен культуролог в секторе, где живут исключительно военные? А мы еще мечтали о ребенке, – она закрыла лицо руками.

Сквозь плотно сомкнутые ладони пробился всхлип:

– Прости, Слик. Мне очень жаль.

Я окликнул ее в спину, она нехотя обернулась.

– Тиа, с кем ты встречалась вчера?

Растерянный взгляд.

– Чего? Я тебя не понимаю…

– Кто с тобой говорил? Я не спрашиваю о чем, потому что ты наверняка подписала допуск секретности. Да тут и так все ясно – либо пригрозили, либо что-то пообещали. Поэтому я задаю вопрос – кто это был?

– Извини, Слик, но мне кажется, что ты ищешь, на кого бы свалить вину. Ты все устроил сам. Никто в этом не виноват. А теперь прости, мне пора.

И вот теперь она удалилась, а я стоял, пожираемый чувствами вины и утраты. Девушки умеют развернуть ситуацию так, что ты всегда остаешься виноватым. Это искусство, передаваемое по наследству на генном уровне. Словно это я лично только что перечеркнул крест–накрест все наши надежды на будущее. А может, и перечеркнул? Если бы не моя упрямая и своевольная натура… Э–э–эх! Но тогда я не был бы тем самым Сликом, который ей понравился. А нравился ли по–настоящему? Или ее очаровали наши военные льготы и перспективы жить, словно древние магараджи? Все–таки, я – подлец, потому что стараюсь обвиноватить девушку, хотя сам по уши в недостатках.

Хм. А Система оказалась умнее и изобретательней, чем можно было предположить. Как точно она наносит удары. Словно ее действия не сложены из движений и мыслей тысяч человек, а будто за этим стоит один очень недобрый разум. Третьи сутки идут с момента, как мне открылась ужасающая тайна нашего противоборства с мятежниками. Сначала я мучился от осознания, потом раздумывал, как могу противодействовать, но потом со стороны Системы последовало несколько расчетливых выпадов и вот мой мозг раскалывается от собственных проблем, а о масштабных я и думать забыл.

Я поплелся на выход, механически улыбаясь малышам, резвящимся на газоне.

– Хибара! Плюс двадцать два, ужин, мягкий свет.