Один

А еще больше я люблю «Забриски-пойнт». «Забриски-пойнт» я люблю вообще больше всех фильмов семидесятых годов, потому что он самый точный. Он вот эту кампусную жизнь, несостоявшуюся кампусную революцию изображает с поразительной точностью. И конечно, вот этот секс героев в пустыне — такая буквальная-буквальная, лобовая-лобовая метафора. И эта пустыня, и эти пески, и это солнце — ох, как это все сделано! И финал, конечно, и Pink Floyd. Это, понимаете, законченная картина. И в ней есть вот эта изначальная некоммуникабельность.

Так вот, полная некоммуникабельность жизни, несовместимость людей, их изначальная конфликтность — это и есть главная тема русского (не только русского, но прежде всего, конечно, русского) экзистенциального кино, потому что тут ведь сказана очень точная вещь: если убрать социальную скрепу, это общество распадется. Понимаете, вот социальной скрепой была общая бедность, вынужденная одинаковость жизни, но под коркой этой одинаковости они уже несовместимы, под этой коркой уже вакуум.

Вот это точнее всех сказали Абдрашитов и Миндадзе, которые показали полную несовместимость двух людей в «Охоте на лис». Потом была попытка (гораздо более лобовая, как и все искусство перестроечное) повторить этот конфликт в восьмидесятых у Лунгина в «Луна-парке». Кстати, еще раньше в «Такси-блюзе», просто Борисов — это абдрашитовский актер, поэтому это более заметно. Но возьмем, конечно… В «Такси-блюзе» это было еще заметнее, потому что…

Вот как у Абдрашитова и Миндадзе есть мальчик-пэтэушник, хулиган и правильный советский пролетарий, увлеченный «Охотой на лис», таким странным спортом, радиоигрой, ловушками этими — точно так же есть Зайченко, правильный пролетарий, и некрасивый, неблагодарный, гениальный трубач Мамонов. Вот это воспроизводство того же самого конфликта, только у Абдрашитова и Миндадзе он был решен гораздо тоньше. И картина заканчивалась-то в оригинале страшным избиением, когда этот рабочий Гостюхин дико бьет этого своего антагониста, своего воспитуемого пэтэушного мальчика, которого он в колонию засадил, а теперь пытается спасти. Он вымещает на нем злость от этой некоммуникабельности, от невозможности на него повлиять.

Кстати, у Миндадзе уже в первом его поставленном сценарии, в «Весеннем призыве», та же самая история (по-моему, он первый, да). Там Фатюшин — такой образцовый добрый сержант, и сложный городской Костолевский. И как бы этот сержант ни пытался ему помочь, наставить его на путь истинный — все разбивается! Там еще Виктор Проскурин замечательную роль играл — такого как раз конформиста, вписывающегося во все.

А вот особенности конфликта Наталии Рязанцевой, которую я считаю, так сказать, лучшим сценаристом ever born, когда-либо родившимся, ну, моим самым любимым во всяком случае. И если у меня есть два любимых фильма, то это «Чужие письма» и «Человек-слон» — вот два «Ч». Рязанцева исследует конфликт гораздо более сложный. И до известной степени именно этот конфликт остался актуальным после конца Советского Союза.

Вот есть человек, который не вписывается в обстоятельства, который не может в них вписаться. А есть, напротив, абсолютно конформная сущность — Зина Бегункова. Зина Бегункова — она не просто конформист, а она просто в любых обстоятельствах становится лидером. И вы обратите внимание, что в тот момент, когда ее простили в финале «Чужих писем», она начинает живенько командовать всеми, руководить — и все, кто ее только что осуждал, ее слушаются. А потому что Зина Бегункова непобедима. Когда она получает по морде — это может ее, конечно, ненадолго остановить, но… (Смирнова, по-моему, играет там эту роль совершенно гениально, сейчас проверю), но большому счету это мера временная. Она — девочка, которая принципиально непобедима. И непобедима она именно потому, что она такой… (да, Света Смирнова, конечно), она такой гибкий материал. Она принимает форму любого сосуда, в который попадает. Она выкарабкивается изо всех ситуаций. Она ведет себя всегда наихудшим образом, наиподлейшим, наициничным. И она всегда на коне. Ей противостоит учительница, которая не может одержать моральной победы, но это именно потому, что, как сказано у Аксенова, «мата своему королю он не заметил».

Кстати говоря, вот та же самая ситуация, когда человек не понимает собственного морального поражения, она в фильме «Потрет жены художника», тоже по сценарию Рязанцевой, которая, формально говоря, написала экранизацию рассказа Нагибина «Берендеев лес». Но любой, кто читал «Берендеев лес», они понимают, что это фильм Рязанцевой и ничей более. И вот здесь тоже…