Один

Честно говоря, не знаю, на что намекает Алданов, но в любом случае вступаться за Создателя и его всевластие Алданов бы не стал. Алданов был атеистом. Ну, можно назвать его агностиком, но я, честно говоря, не верю ни в какой агностицизм (это уже мое частное мнение). «Трус ты, а не агностик», — как сказал я одному приятелю замечательному. И вообще мне кажется, что в случае Алданова (ну, насколько мы можем исходить из его теоретической книги «Ульмская ночь», довольно такой многословной и претенциозной), он допускал абсолютную роль случая, он абсолютизировал случай. Верить, мне кажется, в алдановскую глубокую религиозность — хоть ортодоксальную, хоть иудейскую — мне кажется, невозможно. Поэтому если он и ввел этот эпизод с Муссолини, то уж во всяком случае не для того, чтобы показать, как ему воздается, а скорее — чтобы показать его абсолютно дурной вкус. Вот вкус у Алданова был.

«Интересно ваше мнение. Две ваших любимых книги, кинофильма, картины, оперы, человека (можно взять во все века), города, улицы и два любимых государства».

Galla, я вообще вот этими двойками не мыслю. Я свои пять любимых книг и пять любимых фильмов уже перечислял многократно — настолько, что уже стыдно повторять. В числе любимых городов, ну, наверное, я все-таки назвал бы упомянутые Петербург и Портленд. Ну, мне очень трудно не назвать Москву, потому что это было бы неблагодарно. Я не могу сказать, что я люблю Москву, и не могу сказать, что мне в нынешней Москве уютно, но я радуюсь всегда, возвращаясь сюда. Как мы помним из Окуджавы: «Родина есть предрассудок, который победить нельзя». И я начинаю чувствовать, практически сразу вернувшись (вот я только что прилетел из маленького такого турне Новосибирск — Красноярск — Екатеринбург), я сразу в Москве начинаю чувствовать страшно давящую здесь какую-то как бы медузу слизистую, которая висит между небом и городом, которая давит и страхом, и неопределенностью, и злобой на всех живущих здесь. Но это же не вина Москвы, это так образовалось. Это, может быть, такая защита московской власти стоит над этим городом, такой кинговский купол, чтобы ничто живое и веселое не могло сюда протиснуться.

И тем не менее, понимаете, я же помню другую Москву — я помню Москву моего детства, счастливый и прекрасный город. Я помню ту осень в Москве, которая, наверное, ни в одном городе мира больше не повторяется, та осень, которая была, когда мне было 14–16 лет. Вот это все. Поэтому Москву я включил бы в число этих городов.

Раньше, до известных событий, таким городом была еще Ялта и, конечно, Гурзуф, который я знал наизусть, в котором я бывал по много раз в году и по которому я так страшно тоскую, которого так мне недостает! Ну, наверное, у каждого должен быть какой-то свой островок земли, куда ему нельзя, чтобы мы понимали как-то ощущения того же Алданова или Набокова.

Картины? Ну, я очень люблю картину Крамского «Христос в пустыне», она мне кажется вообще главной во всей русской живописи. Я очень люблю Серова «Похищение Европы». А самый мой любимый художник — это Ярослав Крестовский. Я больше всего люблю его картину «Большой старый дом» или «Часовщики», или «Буксир на Неве» (еще она называется «Тревожная белая ночь»). Крестовский — мой самый любимый художник, ну, во всяком случае, из таких недавних. Тулуз-Лотрека я очень люблю, ужасно мне нравится его такой эскиз «Под одеялом». Да и вообще он мне нравится весь. Тулуз-Лотрек — понимаете, и сам он был трогательный уродец, и рисовал всю жизнь трогательные уродства. Это такой великий художественный подвиг — вот так рисовать при такой жизни. Да, Тулуз-Лотрека я очень люблю. В общем, ну банальные у меня вкусы. Гогена я люблю. Наверное, еще Ван Гога. Ну, это уж совсем пошло, потому что Ван Гога любят все. «Таможенник» Русо. Брейтнера люблю, такого голландца, портретиста, фотографа и пейзажиста. И больше всего люблю его картину «Лунная ночь», которая висит в Музее Орсе, на третьем этаже.

Любимые улицы? Трудно мне сказать. Я очень люблю Большую Зеленину в Петербурге, но это любовь биографическая.

Ну, мне проще всего назвать две любимых оперы. Знаете, здесь у меня ну самые банальные вкусы. Я люблю «Кармен» безумно и готов ее слушать в любое время и в любом состоянии. И мне очень нравится «Пиковая дама». Ну, примерно такие вкусы, как у Сталина были. Это не значит, что мне не нравятся более поздние оперные композиторы — скажем, я не знаю, Менотти или… Уж чего там говорить?