Один

Доброй ночи, дорогие друзья. Сегодня у нас есть очень много вопросов — живых и актуальных, политических. Понятное дело, что мы никуда не уйдем от дела Никиты Белых, о котором многие спрашивают, от грозненской поездки Собчак, от свежих кинопремьер, которые тоже просят прокомментировать. Ну и естественно, много заявок на лекцию. Чемпионом пока является скандинавский модернизм, по понятной причине — он давно анонсировался. И довольно много просьб почему-то вдруг поговорить про Моэма. Мы про него собственно уже говаривали единственный раз, я помню, года два с половиной тому назад, но просят определенным образом охарактеризовать трилогию, то есть «Пироги и пиво», «Театр» и «Лезвие бритвы». Просят поговорить о его колониальных заметках, о «Подводя итоги» и так далее. Как получится. Я, в принципе, совершенно не возражаю. Если будет такая возможность, то давайте. Но пока опережают Стриндберг, Гамсун, Сельма Лагерлеф, Ибсен, конечно, и прочие (вплоть до Пера Лагерквиста) замечательные представители скандинавского модерна. Что могу я сказать о деле Никиты Белых? Я много раз уже говорил, что абсолютно независимо от степени истинной виновности или невиновности подсудимого я всегда буду выступать за максимальную гуманизацию наказания. Это связано с тем, что российская тюрьма — это главная скрепа российского общества, которая удерживает его в страхе, а страх — конечно, главная основа современной этики нашей. Российская тюрьма чудовищна по своим условиям. Она более жестока, чем может заслужить любой взяточник. Я думаю, не всякий убийца заслуживает такого. Поэтому я всегда, при любых обстоятельствах, даже не столь скользких и сомнительных, как в деле Белых, я буду настаивать на максимальной гуманизации наказания. В случае же Белых, как и в случае Улюкаева, виновность его мне представляется недоказанной, а психологически очень натянутой, очень неестественной. И вообще мне кажется, что Белых менее всего похож на взяточника. Я совершенно не понимаю вот этих людей, которые на многочисленных форумах злорадствуют, что «вот Белых хорошо себя чувствовал, когда брал взятку, а сейчас почувствовал себя плохо». Эти люди, вероятно, совершенно не знают, что один из основных законов жизни — это все-таки воздаяние. Доброе дело не всегда отмечается господним поощрением или иной благодарностью, но злое дело, злая мысль и особенно злорадование, schadenfreude так называемое, злорадство — оно всегда наказывается. И вы непременно окажетесь в положении Никиты Белых. Вот вы — те, которые злорадствуют сегодня, те, которые говорят «правильно, пущай посидит!», все эти хитроватые мужички, которые уверены, что их это никогда не коснется. У этих людей еще всегда почему-то ужасно пахнет от ног. Ужасно! Это невыносимо — в их присутствии находиться! Ну, собственно мсье Пьер у Набокова отмечен этим же. И Перец у Стругацких. Злорадство почему-то всегда выражается в этом. Это ужасное ощущение! Точнее, не Перец там. Виноват, да. Не Перец, а Тузик. Там есть такой шофер Тузик. Может быть, это такое следствие повышенного сладострастия, которое иногда выражается на уровне злорадства тоже, потому что есть некое сладострастие падения в том, как люди не просто осуждают ближнего, а радуются горю ближнего Я думаю, что по-настоящему смертных грехов не так много, но один из безусловных смертных грехов — это радоваться ближнему в его несчастии, радоваться, когда у него либо родственник умирает, либо сажают его, либо больших денег он лишился. При этом вам же ничто не угрожает, и вы нагло стоите… Ну, это как у Всеволода Иванова, когда вешают генерала Сахарова в пьесе «Бронепоезд 14-69» (в плохой пьесе, но сцена очень показательная), бывший адъютант этого генерала просится петлю ему намылить, потому что очень он много претерпел. Так вот, этого адъютанта вешают первым. И вас повесят первыми — все, которые радуются сейчас. Я это говорю, потому что я знаю. Что касается самого Белых. Дело даже не в том, что он болен. Даже если бы он был совершенно здоров, мне видятся огромные провалы и пробелы в этом деле. И все в нем, мне кажется, шито белыми нитками. И я никогда не буду настаивать на том, чтобы ужесточить систему наказаний — хотя бы потому, что настоящего конкурентного суда в России нет, что обвинительный уклон составляет более 95 процентов, больше 95, а по некоторой статистике, 99 процентов обвинительных приговоров. О чем мы говорим? Понимаете, вот в этих обстоятельствах, где нет суда, это главная язва государства, конечно. И я очень надеюсь, что либо приговор этот будет кассирован, либо Белых по состоянию здоровья, по крайней мере, будет отправлен в колонию-поселение, потому что болен он действительно серьезно. Ему многажды вызывали «скорую» (а «скорая» просто так ездить не будет). Есть медицинские документы о состоянии его здоровья. Его речь на суде, его последнее слово мне кажется исключительно достойным. И вообще я за то, чтобы Россия больше выпускала, чем сажает. Это, мне кажется, лучший показатель атмосферы в обществе. Очень многие просят высказаться о поездке Собчак в Грозный. Я привык оценивать, что называется, по плодам. Мне кажется, что плоды в данном случае положительные. Я не думаю, что она ездила под персональным патронажем Путина. Я не думаю, что ей были даны какие-либо гарантии безопасности. Я не думаю, что ее избирательная кампания раскручивается из Администрации президента. Ну, просто кое-что я знаю. Хотя я никак не занимаюсь сам штабом Собчак и его предвыборной деятельностью, но я знаю, например, что Чудинова Ксения — человек, который работает на этой предвыборной кампании — это человек чистейший, иначе бы я, наверное, с ней не дружил. Что касается поездки в Грозный. Мне даже не важно, в какой степени это разрешенная поездка, в какой степени это разрешенная борьба за грозненского правозащитника. Оюб Титиев все равно выйдет, я думаю, на свободу, и так или иначе он будет если не освобожден, то по крайней мере в ближайшее время нам скажут правду об этом деле. Вот в этом я уверен абсолютно. Но я больше того хочу сказать. Я хочу сказать, что поведение Собчак в этой ситуации, по-моему, безупречно. То есть я не очень понимаю, чем она перед вами всеми, отважные осуждальцы, так уж виновата. Это не первый случай, когда я так резко расхожусь с Виктором Шендеровичем. Нам это, слава богу, не мешает. Мы давно дружим, лет тридцать. И у нас разные бывали мнения и по поводу Гусинского, и по поводу «Медиа-Моста», и по поводу «Норд-Оста». Ну, разные мнения. Это совершенно не мешает нам дружить, потому что Шендеровича люблю я его не за его взгляды, а за его талант, отвагу безусловную и такой в хорошем смысле понт, такую способность не сдаваться, держаться с наглым вызовом. Это прекрасная черта, которой большинство наших робких единомышленников лишены. Но в данном случае наши мнения расходятся. Не вижу в этом ничего трагического. Я считаю, что Собчак своей поездкой некоторые табу сняла. А чем больше будет сниматься табу, тем это будет для нас для всех лучше. Не говоря уже о том, что ее личные преференции в этом пункте для меня весьма проблематичны.