Один

Понимаете, какая штука? Я не считаю Джорджа Оруэлла таким уж и большим писателем. Я скорее совпадаю с набоковским мнением о нем, что литератор он посредственный. Его наиболее значительный текст, на мой взгляд (ну, помимо, «1984», конечно), это «Памяти Каталонии», который просто и написан сильно, и мысли там высказаны очень здравые. Он замечательный человек, который сумел освободиться как от антикоммунистических, так и от коммунистических гипнозов, но это не привело, на мой взгляд, нигде, кроме «1984», не привело к великому художественному результату. Вот такое у меня есть ощущение. «Burmese Days» — ну, это увлекательная, конечно, книжка, но как-то она для меня осталась… ну, гораздо хуже, чем Моэм, писавший в то же время о сходных вещах.

«Как по-вашему, Окуджава появился точно в свое время или нет?»

Ну, у нас же есть пример того, что Окуджава писал до своего времени. Первая книга «Лирика», которую я собственно держал в руках многократно и читал ее в полном составе, в окуджавском десятитомнике 84-го года, в самиздатском… Ну и сам Окуджава совершенно правильно относился к этой книге как к абсолютно белому шуму. Окуджава вообще очень зависел от времени. В великие эпохи — скажем, в начале восьмидесятых или в начале шестидесятых, или в конце пятидесятых — он создавал гениальные произведения. В остальное время он писать песен не мог. И он мне честно признавался, что когда он долго не пишет песни, он считает себя бездарью, ненавидит себя за это, но ни одной музыкальной строчки, ни одной ноты выдавить из себя не может. Тогда он переходит на прозу и тем спасается. Проза, кстати, тоже великая и очень музыкальная. Но, конечно, песни — прежде всего.

И вот можно сказать, что он в это время переживал сильную любовь, скажем, как в начале шестидесятых. Писатель подбирает себе любовь в тот момент, когда ему нужен творческий взлет. А нужен он ему по тем обстоятельствам, которые диктуются свыше. Блок имел роман с Дельмас в четырнадцатом году не потому, что ему тогда встретилась Дельмас, а потому, что ему нужен был творческий взлет, чтобы написать «Кармен», и это совпадало с великим историческим переломом. Вот в этом собственно и заключается удивительный парадокс. Да, писатель прислушивается к времени, но писатель и организует себе время до известной степени. Он зависит от него и как-то его под себя организует.

«Жизнь Долли из «Луговой арфы» в собственном мире, в отрыве от реальности, в состоянии вечного ребенка — достойна она восхищения или сострадания?»

Одно другому не мешает, но скорее восхищения. «По плодам их узнаете их». А плоды были как раз те самые замечательные, потому что воспитание этого мальчика, создание мира для него, создание всего мира этого дома — это как раз и есть, может быть, ее главная миссия, а вовсе не варение микстур.

«В сегодняшних новостях: бездомный хотел покончить с собой, молодой парень вытащил его и сам погиб, — не просто молодой парень, а историк, алтарник, вообще замечательный человек. — Бездомный хотел уйти из такой жизни. Парень собирался стать священником. Бездомному приказано выжить, а у парня забрали все. Можно ли в этом увидеть почерк Бога? И в чем послание? По совпадению дочитываю «Сферу Агасфера», третий том трехтомника Лаврина «Энциклопедия смерти»».

Одной из самых выдающихся книг, самых значительных книг нашего времени (из выдающихся — во всех отношениях, конечно) я считаю трехтомник Лаврина «Энциклопедия смерти», тем более что там третий том посвящен бессмертию. И если Саша Лаврин меня сейчас слышит, то привет ему и поклон за эту книгу, инициатива издания которой исходит от издательства «ПРОЗАиК» и от вашего покорного слуги.