Если вы вспомните «Дом на набережной», где описан быт вот этого поколения предвоенных гениев, вспомните, что Лева Карась заставлял всех ходить по ограждению крыши дома на набережной, подвергая таким вот испытаниям. Для этого поколения испытания, подвергать себя проверке жесткой — это нормально. И поэтому не исключено, что не скажу группы смерти, но вообще культура сетевых квестов, выполнение все более сложных заданий — это как раз новая и страшноватая примета этого поколения.
Слушайте, а что вы хотите? Что им может предложить текущая реальность, какие интересные приключения ума и духа? Понимаете, для человека, сколько-нибудь интеллектуально состоятельного, состоявшегося, невыносимо безделье, ему нужно постоянно в больших количествах чем-то себя занимать. Вот в таких ситуациях он ничего в сегодняшней России не может найти, кроме того, чтобы выйти на митинг Навального и попасть в кутузку. Какие великие проекты ему предстоят, освоение каких земель, полеты на какие космические базы, что он может сделать?
Благотворительность далеко недостаточна, сидеть с больными не утешение, группа «Ба-Де», бабушки-дедушки, ездить по старикам и домам престарелых — это скорее развлечение тоже для людей немолодых, при всем моем уважении к ним. Тут свои вопросы. В армии служить? Есть люди, которым совершенно неинтересно, потому что армия — это не только героизм, но и прежде всего страшная скука и абсурд для тех, кто там служил в мирное время и знает, что это такое. Поэтому люди устраивают себе насыщенную жизнь, иногда довольно страшными способами.
А о том, что в основе групп смерти лежит скука, писала та же Мурсалиева, да многие об этом писали в «Новой газете», это нормальное явление. Поэтому я боюсь, что вот эти довольно… Случай Варвары Карауловой, условно говоря, из этой же породы. Девочка так умна, что ее не удовлетворяет ничто из бытовых занятий, и не нашлось рядом педагога или психолога, который бы помог.
«Может ли к власти после Путина прийти интеллектуал, который намеренно спровоцирует рождение фашизма, а потом, пожертвовав политической карьерой, самоустранится вместе со всей этой гнилью?»
Сознательно — нет. Тут такой парадокс, понимаете, это как нельзя чихнуть с открытыми глазами. То есть вы понимаете, что это бы хорошо, но это физиологически невозможно. Это как мартышка, сунув лапу в калебасу с орехами, сжимает кулак и физически не может его разжать, хотя понимает, что лапу ей иначе не вытащить — должна понимать, во всяком случае, они же очень умные. Поэтому, находясь на вершине власти, физически невозможно поставить такой эксперимент. У вас тут же начинает проникать в ваше сознание, что как только вы уйдете от власти, страна останется на погибель, на произвол судьбы. Это, боюсь, соблазн, с которым нельзя справиться. Конечно, это была бы красивая идея — прийти, возглавить, устроить фашизм, и вместе с фашизмом погибнуть. Но, к сожалению или к счастью, такое никогда не получается.
«Когда отец рассказывал о голоде, бродяжничестве и об ужасе, из которого состояло его детство, у него всегда получался Чаплин, а никак не Ванька Жуков. Я ловил себя на мысли, что хохочу там, где нужно рыдать и сотрясаться. Где же в жизни грань между фарсом и трагедией?»
Знаете, у Петрушевской очень хорошо в «Девушках в голубом» отыгран этот парадокс. Там героиня рассказывает о себе самое страшное, но рассказывает, постоянно хохоча. Это такой способ самозащиты. И потом, преодоленное бывшее, оно всегда вызывает желание рассказывать смешно. И дед тоже рассказывал о войне всегда очень смешное в основном. Понимаете, дело в том, что очень мало людей, которые любят с пафосом говорить о своих страданиях: «Вот я столько-то страдал».
Эткинд цитирует, я часто на него ссылаюсь, он цитирует записки скопцов, и там они рассказывают о том, как их преследовали, очень о себе пафосно рассказывают: «Ручки, ножки перебили», — с такой сентиментальностью. Это надо быть скопцом. Вероятно, какое-то мужественное начало в природе человека не позволяет ему жаловаться, рассказывать о себе жалобно, а заставляет рассказывать о себе смешно. Вот это, наверное, какая-то черта людей мужественных.
«Как вы относитесь к последней книге Мелихова «Заземление», и согласны ли вы с его мнением о вере и о деятельности художников в политической жизни России?»