Один

Весь день Стина оглядывалась на пережитый ужас. А ночью нашествие повторилось – и теперь полукруг, в центре которого тряслась от страха девушка, стал больше, тесня мышей к стенам. Так продолжалось, пока весь шалаш не очистился от серых демонов ночи. Однако, без сна прислушиваясь к писку и перебору по мерзлой земле сотен лапок, Стина ни за что бы не рискнула до свету покинуть жилище.

И желание Вотана ночевать во дворе, как ни убеждала девушка, ее повергло в двоякий ужас. Во-первых, но это еще полбеды, мыши, хоть и нестрашные с виду, могут съесть человека живьем, беря количеством, а второе, и это Стину страшило более, путник, уцелев, разнес бы по округе, что в шалаше пастухов обитает ведьма, приманивавшая мышей. Люди же беспощадны ко всему, что не согласуется с им привычным понятиям. Узнай кто о том, что за страсти творятся по ночам вокруг шалаша, Стина не дала бы и прогорклую крынку молока за свою жизнь.

Маленькой она сама видела, как толпа подожгла хижину старухи, которую округа заподозрила в колдовстве. И на всю жизнь запомнила страшное видение: старую женщину в проеме открытой двери, когда огонь охватил жилище. Отвисшая челюсть и безумно выпученные глаза, а вместо волос трепыхались, чернея и корчась, языки пламени, пока смрадный дым горелого мяса не скрыл видение от обступивших пожарище селян.

Меж тем гости, истомившись дожидаться хозяйку, рассматривали жилище Стины, дивясь, как может быть нетребователен человек и как немногим может довольствоваться.

Шалаш пастушки представлял из себя хрупкое строение из обмазанных глиной жердей и был покрыт ветками, поверх которых серела подгнившая от старости и ненастий солома. Это убежище могло служить защитой от ветра и дождя, но никак не от холода. Камин – грубо сложенные друг на дружку каменные валуны, скрепленные кое-где провалившейся известкой, – нещадно чадил, наполняя шалаш сизым маревом, среди которого трудно было что-либо различить, кроме огромного сундука. Тряпье, брошенное поверх деревянной плоской крышки, свидетельствовало, что, по-видимому, ларь служил девушке постелью. На полке, прикрепленной к стене, убого пялились на гостей два закоптелых горшка. Котелок, подвешенный над очагом, булькал серым месивом. Тар потянул носом воздух:

– Интересно, есть ли в этом котле что-нибудь, кроме воды и сажи?

– А как же, – хмыкнул Один, извлекая из котла сверзившегося в варево паука.

Тар развязал дорожный мешок. По-хозяйски смахнув крошки с чурбака, служившего столом, расстелил тряпицу. Развернул ткань, в которую был завернут кусок сочащейся янтарными каплями жира оленины. Наломал хлеб. В довершение, порывшись в недрах мешка, выудил глянцевую луковицу.

– Ну, это больше похоже на человеческую пищу, – одобрительно кивнул Один, нарезая кинжалом оленину на толстые, истекающие вкусно пахнущей влагой ломти.

Стина приотворила дверь. На разложенное угощенье промолчала, добавив миску творога и крынку овечьего молока. Поколебавшись, присоединила заткнутую тряпицей и залитую по горловине воском пыльную флягу.

Тар отхлебнул эль с удовольствием. Один лишь омочил губы, передав флягу Стине. Поужинав, мужчины следили, как Стина, мелькая голыми икрами, греет воду в тазу, отгораживает закуток куском холстины. Потом долго плещется в воде, смывая дневную усталость.

Тар представлял, как она, низко наклоняясь над тазом, обмывает упругие груди, трет шею, до красноты растирая кожу пуком мятого льна.

Один читал мысли юноши по лицу, словно в раскрытой книге. Парень асу нравился. Было в нем то, что бог ценил больше всего: горячечная жажда жизни и готовность к переменам. Тар глядел на мир, словно тот был сильно обязан юноше за его появление среди прочих живущих.

– А ты? – Тар отвернулся, чтобы не слышать, как босые ноги Стины переступают в пахнущей травами воде. – Куда держишь путь?

– Я? – Один внутренне усмехнулся и ответил, как есть: – Собираю дружину.

– Ты – военачальник? – недоверчиво покосился Тар: незнакомец пришел пешком, без охраны, вооруженный лишь легким копьем. Воинов Тар считал чем-то вроде богов: всегда надменные и недоступные, они, случалось, мелькнув на миг в облаке пыли, проносились на горизонте.

– Я – не воин, – приподнял брови Один, гадая, кем бы назваться в этот раз. – Но дружина мне нужна.

Тар решил свернуть со скользкой темы, недоумевая, к чему дружина, если нет крепости, которую нужно защищать, и нет золота, чтобы содержать воинов, а Вотан богачом не показался.

– Вот тебя бы я взял, пожалуй, – прищурился Один. – Ты, как, не против мне послужить?

Тар нахмурился, уловив непонятную насмешку, скользнувшую в тоне незнакомца, Замямлил:

– У нас в деревне встретишь парней и покрепче меня, а я даже в руках не держал меча!

Но Один про себя решил уже, что Тар станет первым, кто будет служить в дружине великого Одина. На то, чтобы собрать остальных, уйдет, Один прикинул, около года. Ну, что ж, у парня есть год земной жизни. Пусть поторопится все успеть, что задумано человеку на весь век.