Один

Когда смеркалось, трое братьев Нейле, отчаянные головы, поговаривали даже, что, отлучаясь, якобы по торговым делам, не брезговали разбоем на проезжих дорогах, собрались наведаться к чужаку.

Не то, чтобы верили в колдуна, зато не раз видели, сколько золота таскает Вотан в карманах. Невесть какие сокровища прячет он за частоколом. Братья ящерками прошмыгнули к вершине холма, прячась за густым кустарником и зарослями чертополоха, разросшегося, как на грех, по обе стороны дороги, ведущей на холм.

Солнце пряталось за кроной дуба, когда братья достигли изгороди. Через щели видели, как Вотан, утрамбовав песок ногами, чертит что-то деревянным прутом. Меряет шагами расстояние, вбивает по контуру колышки и снова рисует непонятные узоры.

– Ишь, злых духов вызывает наш колдун! – хмыкнул старший брат, вытаскивая из-за пояса нож.

Младший из братьев приник к земле. Ему показалось, что он чувствует легкое жжение, но солнце еще не закатилось, и вряд ли изгородь при свете причинит сильный вред. Зато, раз и навсегда разбогатев, они смогут каждый отстроить по дому, а парень и хозяйку себе присмотрел.

Старший кивнул: Вотан был один, а, даже изорись чужак, зовя на помощь, братья хорошо знали свою деревню: немногие и на зов родной матери откликнутся.

Братья решили брать подворье Вотана штурмом. Разом поднялись с земли и ринулись в незапертую калитку, отлитую из точно таких же, но более коротких черных заготовок.

Что произошло, когда Вотан повернулся лицом к непрошеным гостям, братья рассказать не сумели. Смертный холод сковал их члены. Они почувствовали, как волосы зазвенели ледяными сосульками, а сосуды, замерзая кровью, рвутся и хрустят.

Последним воспоминанием был ярко-синий пронзительный взгляд Вотана – братья оледенели и тут же начали таять, истекая светлой водицей, впитавшейся в песок. Вскоре на месте разбойников лишь темнело мокрое пятно, которое, постепенно бледнея, высыхало.

– Овечьи хвосты! – выругался Один. Он, приготовляя место для лагеря, замешкался, и сам виноват, что эти мужланы решили выступить первыми.

Но теперь Один знал, как действовать. Он неторопливо спустился в деревню, побрякивая в кармане золотишком. Стучал в дверь, вежливо испрашивая дозволения войти. После того как Один, обмахиваясь неизменной шляпой, покидал жилище, в хижине оставались лишь лужицы талого льда. И так, заставляя алчных до золота селян самим открывать Вотану двери, великий ас не миновал ни один двор, не оставив в живых ни мужчин, ни женщин, ни младенцев.

Слишком много надежд он связывал с этим местом, чтобы мог бы позволить себе быть милосердным или снисходительным. Лишь удивленная скотина провожала синий плащ чужака, когда Один, миновав околицу, в последний раз хозяйски окинул округу.

Край, затерянный в долине среди гор, поросших девственными лесами, вызывал Одина померяться силами. Так дик и своенравен был этот мир, отныне на многие дни пути избавленный от людей.

Скоро сюда придут другие, избранные.

Великий ас не случайно выбрал для лагеря, где поселится его дружина, это место. Тут, незримая смертным, проходила одна из осей, соединяющих Миргард – обитель людей, с Асгардом. Ось простиралась и дальше, пронзая пространства и соединяя цепочку миров в нерушимом единстве. Ось питала энергией прорицательниц, в таких похожих местах старались урвать часть божественного тепла проныры-карлики и гномы.

Добрым словом Один помянул и Старую Хану, гибелью своей охранившей священное место на холме от посягательств людишек, которые готовы за пядь плодородной земли тащиться на многие километры.

Страх, переживший и прорицательницу, и, пожалуй, ее преемницу, перенесшуюся в ту ночь в иные земли, очистил место от дурных сил и не позволил селянам заселить склоны холма.

– Я скоро вернусь! – крикнул Один, прощаясь со своим новым домом.

– …вернусь! – подхватило и разнесло эхо. Сборы Одина в путь были недолгими: надвинуть на глаз шляпу, чтобы ненароком кого не заморозить, выдав не к месту способности великого аса. Один в своем предприятии решил выдавать себя за богатого бездельника, опасающегося за свои несуществующие сокровища: каждому лестно послужить богу. Одину же в дружину воинов требовались иные.

Путники приближались к стойбищу пастуха с разных сторон. Но заметили друг друга почти одновременно. С севера путь был, видимо, дольше: юноша, укутанный в короткий меховой плащ, тяжело опирался на посох. Шедший с востока не торопился. К стоянке, примитивному шалашу, окруженному частыми кольями изгороди, подошли, уже перекинувшись взглядами. Навстречу, яростно заходясь лаем, но при этом виляя обрубком хвоста, кинулась здоровенная косматая дворняга. Юноша замахнулся посохом на собаку.

– Верный, место! – остановил удар звонкий голос, и навстречу путникам выбежала рослая девушка. Она ухватила пса за загривок, оттащила, оглаживая и теребя густую шерсть.

Кто же лезет с палкой к собаке? – укорила юношу. – А если б порвал?

Тот хотел ответить резкостью, но, оценив белую кожу, оттененную длинными блестящими волосами, умерил пыл.

– Кто же лезет к собаке, не вооружившись палкой? – лишь передразнил.