Один

Второй путник прервал перепалку: девушка уже открыла рот, чтобы выпустить иголки и указать гостям, где их место. А Один вовсе не собирался быть свидетелем этой прискучившей игры. Стоило двум молодым, юноше и девушке, встретиться, как тут же они начинали юлить, перебрасываться колкостями, а все ради чего? Лишь с тем, чтобы выполнив положенный ритуал, оголить зад?

– Можем у тебя заночевать? – Один был уверен, что незнакомец не откажется разделить с ним ночлег.

– Но, – замялась та, оглядываясь на шалаш, – как я могу пустить незнакомых людей, если даже не знаю ваших имен.

– Только-то, – подмигнул Одину юноша. – Я, к примеру, Тар.

– Зовусь Вотаном, – назвал Один одно из своих имен. Как и все асы, при появлении на свет Один уже обладал несколькими именами, чтобы запутать и отвратить злых духов, взбреди тем в голову начать охоту на аса. А каждый новый год, подвиг или просто деяние, прославившее аса, добавляло к списку имен великого еще одно.

Девушка внимательно перевела взгляд с одного на другого. Оба высокие, крепкие. Тот, что постарше, видно, умен и умеет разбираться в людях. А юноша… Она не раз принимала ночных гостей в своем шалаше: тропа через предгорья пролегала рядом с ее отарой. Не раз, напоив гостя горячим молоком с сыром и медом, она делила свою жесткую постель из сушняка, крытого охапкой соломы, с пришельцем. А утром гость уходил, прихватив почерствевшую лепешку, иногда и последнюю.

Но таких ясных бесхитростных глаз, как у Тара, так, кажется, назвался юноша, она не встречала.

– Стина, – ненароком вырвалось у девушки, хотя, опасаясь сглаза, она никогда не говорила свое настоящее имя.

И, смутившись минутной слабости, повернулась к гостям спиной. А уж им вольно следовать за нею или отправиться восвояси. Но все же была рада, услышав шаги позади.

– Слушай, друг, – заторопился юноша, бросая на девушку вороватые взгляды. – Я о чем хотел тебя спросить…

– Мне она не нужна, – отгадал Один намерения незнакомца. – Я могу лечь снаружи.

Стина лишь делала вид, что разносит овцам вечерний корм, а на самом деле, привыкнув жить в степи, где чуткое ухо может спасти от гибели, когда где-то стронется лавина, и предупредить об опасном соседстве волчьей стаи, она ловила каждое слово.

– И не вздумай! – резко обернулась к Одину. Но тут же сбавила тон: – Ты, видно, пришелец в наших краях, иначе вряд ли бы решился остаться под открытым небом с наступлением ночи.

– Что? Медведи кусают? – насмешливо удивился Один. Его позабавил неприкрытый испуг, исказивший черты прекрасной пастушки.

– Мыши! – ударила холодным взглядом, как клинком, Стина.

– Да! – расхохотались оба мужчины, а Тар добавил: – Вот и не верь после этого пословицам, что у женщин волос длинен, потому что ум коротенький. Вот такусенький, – показал юноша кусочек ногтя.

Стина смолчала, твердо решив, как приблизится ночь, настоять на своем.

Вначале, когда она увидела как-то на снегу след мышиных лапок, она лишь мельком подумала, что надо будет перевесить на сук повыше припасы. Потом мыши появлялись по две-три. Стина подкармливала серых зверушек, кроша на утрамбованный пол шалаша лепешку: вечерами, когда сонные глупые овцы угомонятся в загоне, ей было скучновато. Пушистые писклявые шарики чуть менее острой делали тоску. После смерти отца Стина в деревню не вернулась, подрядившись пасти скот селян за дрова и еду. Выросши среди пустошей с редкой колючей травой, непривычная к гомонливому укладу деревни, Стина боялась, что не сможет прижиться среди людей – овцы, безмозглые и послушные ей, дикарке, подходили для компании больше.

Зверушки, тиснувшиеся в мороз к человеческому жилью, чем-то напоминали Стине ее собственную бесприютную судьбу. А их, неприметно, становилось все больше, пока однажды ночью Стина не очнулась от кошмарного сна под шевелящимся покрывалом мириады зверьков. Мыши, пища и царапая кожу коготками, норовили забраться за пазуху, путались в волосах. Одна куснула Стину за нос. Девушка закричала, давя и отшвыривая маленьких вампиров. А мышей становилось все больше, пока весь шалаш не превратился в громаду серых тел, ощерившихся острыми, как иглы зубами. Как ни была напугана и потрясена Стина, она не могла не заметить, что в беспорядочном мельтешении мышей угадывался какой-то узорчатый рисунок. Словно повинуясь незримым командам, мыши то расходились, расстилаясь по полу спиральными кругами, то выстраивались в правильные треугольники. А центром, к которому устремлялась мышиная армия, была Стина. Но, высвободившись из цепких хищных лапок, девушка обнаружила, что мыши, яростно скалясь и перебирая в воздухе передними лапками, не могут пересечь определенную черту, мелькая вдоль невидимой линии, очеркивающей ровный полукруг.

С первым вздохом рассвета мыши сиганули и пропали, не оставив даже следов, кроме черных точек мышиного помета по углам.