Одержизнь

– Суть в том, что сперва учёные заметили, что нервная ткань обладает уникальной проводимостью. Импульс проносится по нейронам с невероятной скоростью. На основе этого открытия были сконструированы нейросети – сперва математические модели, а потом искусственные ткани, позволяющие передавать энергию и информацию с минимальной потерей и максимально быстро. Мало того – эти сети были м-м-м-м… самообучаемы. То есть они совершенствовали процесс передачи информации и энергии самостоятельно, с каждым разом допуская всё меньше ошибок. Следующим шагом было создание системы, в которой энергия циркулировала с максимальным КПД. Здесь опять пригодились нейросети. Только… только живые.

– Это как?

– Англичане разработали технологию, позволяющую объединить в сеть сознание коматозных больных и спинальников. Эти сети оказались на порядок эффективнее искусственных. И одним из «побочных эффектов» стало снижение износа механизмов и электронных составляющих техники. Когда Дэвис сказал мне, что поездам знаменитой лондонской подземки более ста лет, я не поверил. Но порылся в книге… Да, это правда.

– То есть технику питают человеческие души? – ошарашенно спрашивает отец Ланглу.

– Вроде того. В крупных городах Англии две сети: электрическая и нейронная. Мало того, люди могут подключаться к нейросети, подзаряжая мелкую технику. Видели мальчика в наушниках и с маленькой коробочкой на шее? Он наш номер убирать приходит.

– Да, я обратил внимание. Что это у него?

– Дэвис сказал, что это плеер, он подаёт в уши музыку. И заряжается он от мальчика. Я видел проводки, которые ведут от плеера к шее мальчишки. Как у нас электроприборы, включающиеся…

– Господи, – выдыхает Ксавье. – Это… противоестественно.

– А они так живут. Как симбионты, помните из курса биологии? Некоторые добровольно подключаются к сетям навсегда. Безнадёжно больные, например. Я прочёл, что при этом они продолжают существовать в некоем искусственном мире. Но что такое «виртуальная реальность» и «оцифровка личности», я не понял, потому дальше завяз и запутался. Но собственная энергия как форма оплаты услуг – это как минимум интересно. Заходишь в подземку, подключаешься к сети – подпитываешь собой поезд, продлеваешь ему жизнь. Дэвис рассказывал, что иногда подключается к сети пообщаться с умершим отцом. Он это называет «режим гостя». Вообще, надо мадемуазель доктора про это расспросить. Она ведущий специалист страны в этой области.

– Откуда у вас такие сведения? – удивляется Ксавье.

– Месье Ланглу, ну вы прям как будто где-то не здесь! Мы вчера по дороге в отель что обсуждали? Когда ехали с экскурсии по Тауэру?

Ксавье трёт виски кончиками пальцев. Голова раскалывается. Проклятый лондонский дождь…

– Дорогой друг, я прошу прощения. Был погружён в свои мысли вчера, потому не следил за беседой. Несомненно, технология очень любопытная…

Он смолкает, прислушиваясь. Нет, показалось. В номере Гайтана и Жиля всё такая же тишина.

– Месье Ланглу, что-то не так? – понизив голос, спрашивает Фортен.

Ксавье медлит. Хочется рассказать, но он не уверен, что можно, что безопасно, что не будет никаких последствий… Нет. Разговор останется только между ним и Марой Тейлор.

– Я очень скучаю по дому, – почти не соврав, говорит он. – Жак, простите, я загляну к мальчишкам. Мне неспокойно.

– Э-э-э-э… может, не стоит? Гайтана ночью принесла полиция. Абсолютно пьяного. Вы спали, да и как бы проблем с законом почти не возникло, и я не стал вас будить.

– Как бы? Почти не возникло? – с нажимом переспрашивает Ксавье. – И почему я только сейчас об этом узнаю?

Он решительно шагает к выходу из номера, и ответ Фортена нагоняет его уже за порогом:

– Йосеф вроде как выпил всё, что нашёл в местном питейном заведении… и подрался… и что-то сломал, но англичане не в претензии.

Ладонью священник трижды бьёт по двери соседнего номера.

– Гайтан, Жиль, это я. Могу войти? – спрашивает Ксавье и прислушивается.

Ответа нет. Ксавье поворачивает ручку двери и заходит. В номере стоит дичайший запах перегара. Полуодетый Гайтан спит в неразобранной кровати, один ботинок валяется у порога комнаты, второй выглядывает из-под шторы у окна. Отец Ланглу оглядывается по сторонам: так, здесь никаких разрушений, хорошо. Он открывает балконную дверь, впуская свежий воздух. Стучит в дверь соседней комнаты:

– Жиль, доброе утро. Я могу войти?

– Нет, – отвечает мальчишка приглушённо.

– Хорошо. Через четверть часа за нами машина подъедет. Потрудись спуститься в холл. Гайтана не буди.

Он возвращается в свой номер, надевает новую рубашку (спасибо Дэвису – позаботился о том, чтобы гости страны не выглядели как бродяги), причёсывает волосы перед зеркалом в массивной бронзовой оправе. Вздрагивает от неожиданности, услышав, как в коридоре с грохотом распахивается дверь, и уже секунду спустя Жиль врывается в комнату – злой, встрёпанный, с покрасневшими глазами.

– Ты! – выкрикивает он, встав перед Ксавье. – Ты, мой Учитель, наш старший, человек, который всех нас ведёт! Объясни мне, дураку, что происходит? О чём ты так тщательно молчишь? Что мы здесь делаем?