На своем веку он видел многих умерших от курения. Многих – мужчин и женщин – продававших все, что у них было, даже самих себя, за один-единственный шанс припасть к трубке. И, словно доказывая справедливость этих горестных выводов, какой-то молодой человек лет двадцати присел около него.
– Не нужна ли компания, уважаемый? – спросил он. – Могу сделать все, что захотите, если только вы поделитесь со мной своей трубкой.
Взглянув на парня, Линдсей отметил, каким слабым и болезненно истощенным тот казался. Незнакомец умирал, и его болезнью был опиум.
– Ну же, мистер! Как насчет этого? Немного опиума – и немного наслаждения взамен? – Молодой человек – в сущности, еще совсем мальчик – наклонился вперед и доверительно зашептал: – Могу ублажить вас своим ртом. И, судя по тому, что я вижу в ваших брюках, под этой тканью прячется кое-что внушительное!
Линдсей уронил трубку на пол. Поднявшись, он увидел, как глаза мальчика с надеждой распахнулись и засияли.
– Я знаю, что вам нужно, уважаемый. Такой сильный мужчина любит, чтобы его член время от времени ласкали ртом, не так ли?
– Бери это! – с отвращением прорычал Линдсей и обернулся, чтобы забрать свой пиджак.
– О чем вы, уважаемый?
– Ты можешь сесть здесь. Я возьму другую трубку.
Линдсей оставил свой тюфяк и подошел к Чану, чтобы взять еще один комплект для курения.
– Как насчет задней комнаты? – Хозяин заведения показал в сторону пары темно-красных атласных занавесок, расшитых драконами.
Обычно Линдсей никогда не сидел в задней комнате, предпочитая роскошь собственного восточного логова. Он любил уединение, а курение в компании себе подобных его не прельщало. Многих же, напротив, тянуло в притон именно из-за возможности побыть в обществе других одержимых курильщиков. Но Линдсей не любил, когда его беспокоили. Курение дарило ему уединенные моменты мечтаний и восхитительного предвкушения мига, когда он сдастся в блаженный плен соблазнявшего его опиума.
Чан развел в стороны занавески, и Линдсей проследовал за ним. Это был другой мир – мир восточного декаданса. Повсюду мелькала плоть – корчившаяся, извивающаяся. Завитки дыма поднимались и танцевали, обвивали сплетенные тела. Аромат обольстительных паров неудержимо манил Линдсея.
Именно этого он и жаждал. Спасения. Бежать, бежать от себя и ничего не чувствовать. Мозг уже пульсировал, настойчиво напоминая о потребности в опиуме. Аромат заставил пульс участиться, дыхание стало резким, прерывистым.
Черноволосая красавица, обнаженная, направилась к Линдсею, простирая к нему руки:
– Пойдем. Я о тебе позабочусь.
И Линдсей вслепую последовал за ней, повинуясь зову опиума.
Глава 24
– Вэлери, иди к черту, – сердито проворчал Линдсей и зарылся лицом в подушку, пытаясь отгородиться от огней и звуков окружавшей его жизни.
– Я был там последние три дня, с вами.
– За это я тебе и плачу, – не преминул напомнить Линдсей. – Лучше принеси мне еще одну трубку.
Заметив, как нахмурился камердинер, Линдсей многозначительно взглянул на него из-под ресниц и с нажимом добавил:
– Пожалуйста.
– Вы убиваете себя, – прокряхтел Вэлери под весом Линдсея, перекатывая того на спину.
– Ну и прекрасно. Возможно, и воспоминания наконец-то умрут.
– Послушайте меня, – фыркнул Вэлери, сжав лицо хозяина большими загрубелыми руками и от души его тряхнув. – Вы не можете желать смерти. Конечно, сейчас вы думаете именно так, но наверняка пожалеете потом, когда будет уже слишком поздно.
– Вряд ли. Боюсь, у меня есть немало других сожалений, которые я считаю более серьезными.
Вэлери сердито взглянул на Линдсея, пытаясь поднять того с подушек:
– Мне кажется, это не смешно, милорд.
– Неужели? А я-то думал, что наконец-то развеселился. В конце концов, здесь слишком мрачно – с тобой, постоянно пророчащим, будто я плохо кончу.
– А какой еще конец может вас ждать? – огрызнулся Вэлери.
– Я не пытаюсь прикончить себя, если именно на это ты намекаешь. Боже праведный, твои причитания слишком драматичны, на мой взгляд. Кроме того, это отдает плохой оперой, которую ты мог видеть в Ковент-Гарден. Что-то вроде «Измученный аристократ, превратившийся в раба опиума». – Линдсей издевательски растягивал слова, злобно глядя на камердинера. – Это напоминает те романы издательства «Минерва», которые обычно читает моя мать. Сплошные мелодрамы, больше рекламной шумихи, чем сюжета!
– Если вы не пытаетесь убить себя, тогда какого дьявола этим занимаетесь?
– Пытаюсь выжить, Вэлери, – тихо произнес Линдсей, – единственным известным мне способом.
– Я никогда еще не видел вас столь одержимым опиумом.
– Это потому, что раньше я никогда не употреблял так много опиума. Думаю, я постепенно качусь по наклонной плоскости. Меня затягивает в омут, Вэлери, и это просто чертовски хорошо! Настолько хорошо, что я уже не могу представить себе, как можно вообще обходиться без опиума.
– Весьма сомнительное заявление, милорд.
Линдсей воззрился на камердинера: