Одержимый

– Это логово так называемых наслаждений доведет вас до смерти.

– Что касается опиумных притонов, то заведение Чана – настоящий рай. Неужели ты не понимаешь, какое это блаженство – затеряться за этими темно-красными занавесками? Настоящий Эдемский сад! Ты можешь курить, можешь трахаться с азиатской шлюхой, тебя могут ограбить, пока ты предаешься праздности часами напролет, окутанный дымом. Правда, я обычно не пользуюсь услугами шлюх. А вот за карманников сказать не могу.

– Я не позволяю никому крутиться возле вас, – заверил Вэлери, – даже при том, что женщины к вам там и липнут. Помнится, как-то ночью я обнаружил одну из них, ползавшую по вам, ее жадные маленькие ручонки так и шарили в ваших карманах, и искала она отнюдь не шесть пенсов!

– В самом деле? – осведомился Линдсей.

А вот это уже тревожный звоночек! Он не помнил ничего, забывшись в наркотическом угаре. С другой стороны, именно в этом и заключался весь смысл курения – он вдыхал опиум, пока не проваливался в небытие. Пока не приходила оцепенелость. Даже если бы он заметил воровку, вряд ли сумел бы хоть как-то отреагировать. Нет, все эти шлюхи – явно не для него.

И все же, даже после всего того, что произошло, Линдсей желал лишь одну-единственную женщину, лишь она одна должна была ползать по нему – только она, Анаис. Господь свидетель, он, конечно, был отъявленным развратником – и никак не мог перестать думать о том, как чертовски возбуждающе было бы трахать ее, обкурившись опиума! О да, это было бы восхитительно – овладевать ею вот так, наслаждаясь бесконечными часами ее ласк. Курить и поглаживать, его тело поверх ее, потом ее тело поверх его… И его бедра, сначала медленно покачивающиеся, потом обрушивающие решительные, неумолимые удары. С каким блаженством Линдсей наблюдал бы за изгибом ее спины, выражением ее лица в момент экстаза, который подарил он… Анаис выглядела бы просто изумительно, переживая оргазм и трепеща в его объятиях! А он смотрел бы на нее сквозь клубы дыма, обвивавшие их тела тонким коконом.

Боже, ему срочно требовалась новая доза! Линдсей чувствовал, как при воспоминании об Анаис начинало стремительно таять сердце – его разбитое сердце, все еще бившееся со слабым проблеском надежды на то, что однажды их отношения могли бы стать такими, как прежде.

– Лорд Уоллингфорд привез письмо от леди Анаис. Она снова оказалась в наших краях. Вернулась домой от своей тети.

Линдсей застыл на месте. Долгие недели прошли с того момента, как он последний раз видел Анаис. Нет, не совсем так: он видел ее каждую ночь, в своих подпитываемых опиумом мечтах. Она была видением, фантазией, оживавшей среди спиралек дыма. Мечты – вот все, что было у него теперь. У него остался только опиум.

Каким же драматическим было падение Линдсея… Подумать только – скатиться так низко! Опуститься до того, чтобы ощущать физическую потребность взять в руку трубку и забыться в виньетках дыма, представляя себя с Анаис, их чувственное воссоединение, которого уже не могло быть никогда.

– И она, без сомнения, остановилась в Лодже с Броутоном и его семьей? – Голос Линдсея засочился ядом.

– Я не знаю, милорд. У лорда Уоллингфорда есть новости.

– Скажи ему, что я не хочу ничего об этом знать. Отделайся от него, Вэлери.

– Я никуда отсюда не уйду, дружище, – вдруг совсем рядом раздался знакомый голос.

Обернувшись, Линдсей увидел стоящего перед ним Уоллингфорда, который протягивал письмо.

– Оставь мне послание и проваливай. Я занят.

– Занят? Чем же? Все глубже погружаешься в зависимость, которая в итоге тебя погубит?

– Если честно, да.

Уоллингфорд покачал головой, и Линдсей заметил в его глазах отвращение.

– Не могу видеть, как ты губишь себя вот так!

– Тогда просто не смотри на это.

– Черт тебя возьми, Реберн, ты – эгоистичный ублюдок!

Линдсей моргнул, пораженный грубостью, которую только что услышал в своем собственном доме.

– Если ты явился сюда читать мне проповеди насчет опиума, можешь даже не трудиться. Я не брошу эту привычку. У нас с моей бесплотной опиумной любовницей взаимная страсть, настоящая любовь, друг мой. Я понимаю ее, а она понимает меня.

– И тебе этого достаточно, правда?

– Точно.

– А что, если бы Анаис увидела тебя в таком состоянии?

– Она не увидит, не так ли? Она ушла. Все кончено.

– Но так не должно быть.

– Пошел вон, Уоллингфорд! Ты не знаешь, что на самом деле произошло между нами. Так что пей свой абсент, а меня оставь в покое!

– Я был с тобой в том богом забытом притоне, Реберн. Я видел, как все эти женщины ползали по тебе, желая тебя, водя своими руками по твоему телу. И все, что тебя тогда волновало, – это трубка. Ты даже не взглянул на них! На этом свете существует лишь одна женщина, которую ты видишь. Единственная женщина, заставляющая твое тело пробуждаться к жизни. Ничего еще не кончено.

– Если бы я только мог стать твердым, – усмехнулся Линдсей, – я бы устроил оргию со всеми этими женщинами. Но моя опиумная любовница не позволяет мне прелюбодействовать с другими. Такова цена за то, чтобы быть ее приспешником.