Одержимость романами

И тогда я поняла – с меня хватит. Я устала повторяться, устала волноваться по поводу той единственной вещи, которая меня на самом деле никогда не волновала – по крайней мере, в тот момент, когда она происходила. Секс либо ожидался (предвкушение), либо уже закончился (анализ). Я никогда по-настоящему не присутствовала в моменте и не испытывала никаких романтических чувств во время секса. С тех пор как Адам отказался переспать со мной, секс стал для меня серией завоеваний. Возможно, для этого мужчины точно так же было важно завоевание, несмотря на то что он проигнорировал важнейший компонент – согласие.

Поэтому я закрыла глаза, пока Лаклан возился с моей одеждой, стягивая с меня джинсы, а потом начал двигаться во мне. В тот момент я вспомнила желание, которое нахлынуло на меня на подлокотнике дивана, и то, как меня жалил кожаный ремень Адама. Это было заслуженно, я этого хотела. Того, что происходило теперь, я не заслуживала и не желала.

Вскоре все было кончено. Внутренняя сторона моих бедер стала грязной. Я помню, как, не раздумывая, усмехнулась:

– И это все?

Он пожал плечами.

Я подтянула джинсы с лодыжек, подошла к Инди и коснулась ее морды. Она фыркнула в мою руку, и мне стало щекотно. Я попыталась забраться обратно в седло, но не смогла. Я была не в форме, негибкая, зажатая.

Лаклан снова подсадил меня в седло.

Мы поехали обратно. Он снова стал дружелюбен, пытался завязать разговор, но я не слушала. Воздух казался влажным и тяжелым. Мне хотелось принять душ. Я хотела уехать. Стояла такая прекрасная погода. Я помню это.

Когда мы вернулись в конюшню, я бросила Лаклану поводья Инди, заперлась в ванной, помыла между ног и срочно набрала в поиске местные компании такси.

Когда через двадцать минут подъехала машина, Лаклан не окликнул меня и не попытался проводить. Наша сделка была завершена.

Водитель такси был болтлив и любопытен, задавал много вопросов, пока мы ехали на вокзал. Помню, что казалась веселой, жизнерадостной, очаровательной. Когда я наконец обрела голос, то придумала такую историю: мы с Лакланом – давние друзья и любовники, отправившиеся на прогулку на лошадях.

(А годы спустя я придумала историю получше, позаимствовав его имя для другого героя. Он стал вымышленным персонажем, прикрытием.)

– Прекрасный день для прогулки, – заключил таксист, и это действительно было так.

«Это же изнасилование», – в ужасе вскрикнула Даниэль, когда я рассказала ей об этом почти четыре месяца спустя на заднем дворе во время домашней вечеринки в Колорадо, пока мы передавали друг другу косяк. Она до сих пор единственный человек, который знает об этом.

«Не волнуйся, я в порядке, это не было похоже на изнасилование, я не травмирована, ничего такого, – успокоила я ее. – Я написала об этом и с тех пор больше ничего не чувствую, вообще ничего».

* * *

По правде говоря, у меня есть реальная проблема. Она называется апатия. Неподдельная и смертельная.

Я давным-давно выбрала ее и начала культивировать. Это помогает мне избегать боли. Это чудо. Рекомендую. Но не в том случае, если вы писатель – ведь писатели должны быть исключительно эмпатичными, – и поэтому моя апатия – броня и ахиллесова пята. Какой писатель пишет, потому что ничего не чувствует? Большинство писателей пишут, потому что чувствуют слишком много.

(Что еще движет человечеством,

если не нехватка чего-либо?)

Есть темы, которые я предпочитаю не обсуждать (яичники, лошади, изнасилование). Несколько месяцев назад во время разговора о случайной, не имеющей отношения к делу беременности случайной, не имеющей отношения к делу троюродной сестры я сказала: «Мы можем, пожалуйста, не вести эти вопиюще бесчувственные разговоры?» – и моя мать истерично запричитала: «Как мы должны были догадаться, что это до сих пор так беспокоит тебя, если ты никогда не хочешь говорить об этом и не ищешь поддержки?» Потому что я никому не доверяю свои чувства или мысли, мама, я лучше буду изображать легкомыслие и безразличие, чтобы оставаться цельной…

Когда я нуждаюсь в признании, то обычно обращаюсь к книгам, где слова, закрепленные на своих местах, безопасные и искренние, приглашают к интимности иного рода. Впервые я увидела слово «лапароскопия» на страницах романа Энн Битти «Прогулки с мужчинами». Я узнала описание – странные темные швы в ее пупке, которые извиваются, будто тени, и крошечный шрам над лобковыми волосами – все как у меня.