Обменявшись взглядами, мама и Ноа проявляют внезапный интерес к хлебной корзине, которая наконец-то появилась на столе. Потянувшись за одним и тем же куском фокаччи, они сталкиваются костяшками. Начинаются приглушенные споры, и это дает Калебу время собраться с мыслями.
– В последнее время я читаю нон-фикшен. «Необитаемая Земля» Дэвида Уоллеса-Уэллса, «Между миром и мной» Та-Нехиси Коутса.
Отец одобрительно кивает и задает следующий вопрос, но из-за внезапно нахлынувших тягостных воспоминаний я его не слышу. Розмари недавно написала в «Твиттере» о «Необитаемой Земле», процитировав отрывок оттуда: «Все намного хуже, чем вы думаете».
Совпадение? Пытаюсь поймать взгляд Калеба и ищу на его лице подсказки. Но он не смотрит на меня. Вместе с отцом они выбирают бутылку красного вина. Когда ее приносят, отец просит пять бокалов и подмигивает Ноа.
– В Великобритании в этом возрасте уже можно, – говорит он после ухода официанта. – Давай же, в честь Калеба.
Ноа смущенно закатывает глаза, но бокал берет.
– Ноа в прошлом году поступил в Колумбийский университет, – объясняет отец. – Он взял академический отпуск, чтобы сосредоточиться на актерской карьере, но я постоянно говорю ему, что нужно какое-то разнообразие, какая-то интеллектуальная стимуляция. Правда, Ноа?
Ноа проглотил вино, как воду, и повернулся к Калебу.
– Родители не хотят осознать, что я могу не вернуться в университет.
– Это несправедливо, – вставляет мама. – Ты знаешь, как мы гордимся тобой, ты
– Но образование – это тоже привилегия, Ноа, – подхватывает отец своим профессорским тоном. – Подумай о том, как курс психологии или литературы может углубить твои актерские навыки, расширить твой инструментарий.
– Если я еще раз услышу выражение «
– Многие люди убить готовы за возможность учиться в Лиге плюща, это все, что я хочу сказать, – замечает отец.
Я вклиниваюсь в разговор.
– Мне так жаль, что мой университет не входит в Лигу плюща и что я не пошла по вашим священным стопам в Йель.
– Сплошная драма! Мне достались двое детей с любовью к драме, – усмехается мама, глядя на Калеба.
– И по природе, и по воспитанию, – добавляю я.
– Неплохо. – Ноа протягивает мне кулак через стол.
Перед сносом дома я помогала маме упаковывать коробки для переезда в Уэстчестер и наткнулась на связку старых пожелтевших писем, которые отец писал моим бабушке и дедушке за несколько месяцев до моего рождения. Я спрятала их в карман, желая познакомиться с доселе неизвестной частью его личной жизни: «
Ирония, конечно, заключается в том, что никто из них не заработал деньги, занимаясь медициной или юриспруденцией. Писательница, домовладелец. Была бы у моей бабушки такая успешная писательская карьера, если б мой дед не был домовладельцем? Сомневаюсь.
– Наоми показала мне видео, где ты поешь. – Калеб поворачивается к моему брату. – Очень здорово!
Ноа благодарит его. Несмотря на постоянную похвалу, он каким-то образом остался очень неуверенным в себе и склонным к сильным приступам самобичевания. Это у нас семейное.
Приносят еду, и я усердно принимаюсь резать жареную курицу на мелкие кусочки. Голова отца склоняется к голове Калеба, их разговор искрится, развивается; когда официантка возвращается к нашему столу, чтобы посоветоваться с отцом насчет второй бутылки вина, Калеб кладет руку мне на колено и сжимает.
Это слишком приятно, слишком хорошо. Его прикосновение должно наполнить меня теплом, но вместо этого угнетает – напоминание обо всей моей лжи. Я чувствую необъяснимое желание спровоцировать всех присутствующих здесь, испытать их и себя.
– Я начала роман! – громко заявляю я. – Пока готово несколько глав.
– Это замечательно, – говорит мама, одновременно с отцовским восклицанием: «Давно пора!»
Заметив приподнятые брови Калеба и вопросительно вздернутый уголок рта, я немедленно иду на попятную. «
– Я пока не готова показать его кому-либо. Предстоит много работы. Не знаю точно, к чему все идет и о чем он вообще будет.