Розмари просит мой адрес электронной почты, чтобы выслать информацию о своих расценках, но, поскольку он включает мою настоящую фамилию, повисает неестественно долгая пауза, пока я подбираю убедительную ложь. В конце концов в панике диктую ей адрес, который использовала в подростковом возрасте:
Она хохочет, обнажая зубы.
– Господи, только не говори, что ты тайная лошадница?
Моя одержимость лошадьми никогда не была секретом – напротив, это был неоспоримый факт, как цвет моих глаз, как мое собственное имя, – но после Австралии это стало синонимом чего-то постыдного.
– Был такой период. Разве не каждая девочка проходит через него? Я прочитала все сто книг «Конного клуба», – добавляю, смеясь, – и чувствовала себя экспертом.
Мне нравилось представлять себя амазонкой. Я могла управлять лошадью, а могла – и словами. Почти каждая история, написанная в подростковом возрасте, была о девочках и их лошадях, но после Адама и Австралии я могла писать только о мужчинах.
– Я не могла позволить себе лошадиный период, – говорит Розмари. Прямота в ее голосе может означать и агрессию, и простую констатацию факта, и я ерзаю на своем месте, не в силах уловить разницу. – Разве Джорджина Блумберг[25] не образец лошадницы?
– Редко кто из девушек богат, как Джорджина Блумберг, но да, это не самый дешевый спорт, – несколько уклончиво отвечаю я.
– Боже, что бы я только не отдала за такие деньги. – Глаза Розмари остекленели. – Я люблю свою работу, честное слово. Я имею в виду, моя зарплата позволяет мне
Взгляд Розмари останавливается на мне. Не знаю, какой вывод она сделала о моих семейных обстоятельствах из этой истории с лошадьми, но я не могу не чувствовать себя приниженной, недооцененной. Мы задели друг друга за живое.
– Да, в этом есть смысл, – глупо подытоживаю я.
– Ладно, я скоро пришлю тебе письмо. – Она тянется за пальто. – Мне, наверное, пора, нужно еще прочитать кучу всего. Ни конца ни края!
– Еще раз спасибо.
В метро я размещаю в своем (настоящем) аккаунте в «Инстаграме» фотографию, которую сделала Розмари. «Иногда я провожу так много времени в собственных мыслях, что забываю, каково это – иметь тело, – пишу я. – Но не сегодня».
Для пущей убедительности добавляю эмодзи скалолаза и бицепса. Подписчики начинают ставить лайки, и мне приходит сообщение от Даниэль: «Так, минуточку, с каких это пор ты ходишь на скалодром??»
«С сегодняшнего дня!» Разумеется, мой внезапный интерес насторожит ее. «Увидела скидку на «Групоне» и решила попробовать. Тебе никогда не хотелось вернуться в прошлое и стать настоящей девушкой из Колорадо?»
В конце концов, кто бы отказался вернуться в прошлое, стать лучше?
Я не хочу денег. Нет, звучит неправдоподобно. Я имею в виду, как я могу
Хотя если подумать…
Не будь денег, не было б и лошадей, а не будь лошадей, то, возможно, – но это не точно, – я бы не встретила
Он не был обманщиком.
Я хорошо помню, какие убедительные предлоги он использовал, чтобы заманить меня туда.
В Австралии я привыкла говорить «да», привыкла говорить мужчинам, что они могут трахать меня – без презерватива! Потому что у меня нет яичников! И я не могу забеременеть!
Все так. В переулках, общественных парках, высотных отелях. В палатке, лодке, гамаке.
Дело было в Викторианских Альпах[26] в октябре, и весна в Южном полушарии была в самом разгаре. В поле паслись девять лошадей – они жевали траву, хвостами отгоняя мух, – как и говорил тот мужчина. Он перемахнул через ограду, приглашая меня следовать за ним. Он даже улыбнулся.
Конечно, он был незнакомцем, но, главное, он был лошадником. Не имело значения, что мы познакомились в «Тиндере». Я не в первый и не в последний раз встречалась с парнем из «Тиндера». Мне нужно было чувствовать себя желанной.
Итак, мужчина из «Тиндера» по ту сторону забора говорил с австралийским акцентом, и до сих пор парни с австралийским акцентом относились ко мне хорошо, делали то, что я просила – и позволяла – им делать.