Очарованная жизнь (ЛП)

Кот не ответил. Он был слишком занят, цепляясь за Гвендолен. Они устраивались за длинным отполированным столом, и если бы кто-нибудь попытался посадить Кота не рядом с Гвендолен, он мог бы упасть в обморок от ужаса. К счастью, никто не пытался. Но даже так, прием пищи сам по себе был достаточно пугающим. Лакеи постоянно подавали восхитительную еду на серебряных тарелках через левое плечо Кота. Каждый раз его заставали врасплох, и он подпрыгивал и толкал тарелку. Предполагалось, что он сам наложит себе еды с серебряной тарелки, и он не знал, сколько можно взять. Но худшая трудность заключалась в том, что он был левшой. Ложка и вилка, которыми он должен был перекладывать еду с тарелки лакея на свою, вечно находились не с той стороны. Он попробовал поменять их местами и уронил ложку. Он попробовал оставить их на своих местах и пролил соус. Лакей всегда говорил:

– Не беспокойтесь, сэр.

Отчего Кот чувствовал себя еще хуже.

Не менее – и даже более – ужасным был разговор. На одном конце стола маленький громогласный человек бесконечно разглагольствовал об акциях и долях. Рядом с Котом говорили об искусстве. Мистер Сондерс, похоже, провел лето в путешествиях за границей. Он видел статуи и картины по всей Европе и безмерно ими восторгался. Он был так увлечен, что, когда говорил, хлопал ладонью по столу. Он говорил о Мастерских, Школах, Кватроченто[1] и Голландских интерьерах, пока у Кота не закружилась голова. Кот смотрел на тонкое широкоскулое лицо мистера Сондерса и восхищался заключенными в его голове знаниями. Затем вступили Милли и Крестоманси. Милли перечисляла ряд имен, которых Кот никогда в жизни не слыхал. Крестоманси делал замечания на их счет, как если бы они являлись его близкими друзьями. Кот подумал, что какой бы ни была остальная часть Семьи, Крестоманси заурядным назвать точно нельзя. У него были очень темные яркие глаза – поразительные, даже когда он смотрел рассеянно и мечтательно. Когда же он был увлечен разговором – как сейчас – черные глаза прищуривались так, что их сияние разливалось по всему лицу. И к тревоге Кота, двое детей были увлечены разговором не меньше. Они непринужденно щебетали, как если бы действительно знали, о чем говорят их родители.

Кот чувствовал себя сокрушительно невежественным. Из-за этого разговора, проблем с внезапно появляющимися серебряными тарелками и убогого печенья, которое он съел на чай, у него совершенно пропал аппетит. Пришлось даже оставить  половину пудинга-мороженого. Он завидовал способности Гвендолен сидеть так спокойно и презрительно, наслаждаясь едой.

Наконец, ужин закончился. И они смогли вскочить и убежать в комнату Гвендолен.

– Что за ребяческие выходки! – воскликнула она. – Они выпендривались, чтобы заставить нас почувствовать себя ничтожествами. Мистер Нострум предупреждал меня, что так будет. Пытаются скрыть узость своих душ. Что за ужасная, скучная жена! И ты когда-нибудь видел кого-нибудь столь невзрачного и глупого, как эти двое детей! Я знаю, что возненавижу здесь всё. Этот Замок уже подавляет меня.

– Может, будет не так уж и плохо, когда мы привыкнем, – без надежды произнес Кот.

– Будет хуже, – пообещала ему Гвендолен. – В этом Замке есть нечто. Дурное воздействие и вялость. Он выдавливает из меня жизнь и магию. Я едва могу дышать.

– Тебе так только кажется, – сказал Кот, – потому что ты хочешь вернуться к миссис Шарп.

Он вздохнул. Он ужасно скучал по миссис Шарп.

– Нет, мне не кажется, – ответила Гвендолен. – Я думала, это ощущение достаточно сильное, чтобы даже ты мог уловить. Давай – попробуй. Разве ты не чувствуешь вялость?

Коту на самом деле не надо было пробовать, чтобы понять, что она имеет в виду. С Замком было что-то странное. Кот думал, это просто из-за того, что здесь так тихо. Но дело было не только в этом. В окружающей среде присутствовала мягкость, тяжесть – как будто всё, что они говорили или делали, приглушалось громадным пуховым одеялом. Нормальные звуки, вроде их голосов, казались слабыми. И они не отдавались эхом.

– Да, это странно, – согласился он.

– Это больше, чем странно – это ужасно. Мне повезет, если я выживу, – и к удивлению Кота, Гвендолен добавила: – Так что я не жалею, что приехала.

– А я жалею.

– О, придется еще о тебе заботиться! Хорошо. На туалетном столике есть колода карт. Они на самом деле для гадания, но если убрать козыри, мы можем воспользоваться ими, чтобы поиграть в снэп[2], если хочешь.

Глава 4

Те же мягкость и тишина присутствовали и на следующее утро, когда рыжая Мэри разбудила Кота и сказала, что пора вставать. Яркий утренний солнечный свет омывал изогнутые стены его комнаты. Хотя теперь Кот знал, что Замок полон обитателей, он не слышал ни единого звука, производимого людьми. Как не слышал и никаких звуков снаружи.

«Знаю, на что это похоже! – подумал Кот. – Так бывает, когда ночью выпал снег». От этой мысли он почувствовал такое удовольствие и тепло, что снова заснул.