Очарованная жизнь (ЛП)

Но оно не было – ну, или не особенно.

– Мы умрем от голода посреди роскоши! – вздохнула Гвендолен.

Ее комната несомненно была роскошной. Казалось, обои здесь из голубого бархата. Ножки и изголовье кровати были оформлены как ручки кресла, обитые голубым бархатом с кнопками на нем. С ними прекрасно сочетался голубой бархат покрывала. Стулья были расписаны золотом. Здесь имелся туалетный столик, достойный принцессы: с маленькими золотыми ящиками, щетками для волос с золотыми спинками и длинным овальным зеркалом в позолоченной раме, сделанной в виде венка. Гвендолен признала, что ей нравится туалетный столик, хотя она и не была так уверена насчет платяного шкафа, который был разрисован гирляндами и танцующими вокруг майского дерева людьми.

– Он нужен, чтобы вешать в него одежду, а не для того, чтобы смотреть на него, – сказала Гвендолен. – Он отвлекает меня. Но ванная очаровательна.

Ванная была выложена голубым и белым кафелем, а ванна утоплена в кафельный пол. Голубые душевые занавески над ней образовывали словно бы детскую люльку. Полотенца сочетались с плиткой. Коту больше нравилась его собственная ванная, но, возможно, это оттого, что в ванной Гвендолен ему пришлось провести немало времени. Гвендолен заперла его там, пока разбирала вещи. Сквозь шипение душа – Гвендолен могла винить только себя в том, что потом нашла ванную залитой водой – Кот слышал, как ее голос раздраженно поднимается на кого-то, кто пришел забрать убогий чай и застал ее с открытым чемоданом. Когда Гвендолен, наконец, открыла дверь ванной, она всё еще злилась.

– Похоже, слуги здесь не больно-то воспитанные, – сказала она. – Если бы эта девица сказала еще слово, она заработала бы себе фурункул на носу – пусть даже ее зовут Юфимия! Хотя, – милосердно добавила Гвендолен, – я склонна счесть, что именоваться Юфимией – достаточное наказание для кого угодно. Ты должен сходить надеть новый костюм, Кот. Она говорит, ужин через полчаса и мы должны переодеться для него. Ты когда-нибудь слыхал о чем-нибудь столь церемонном и противоестественном?

– Я думал, ты стремилась именно к подобному, – ответил Кот, который уж точно к этому не стремился.

– Можно быть величественным и естественным, – возразила Гвендолен, однако мысль о приближающемся величии все-таки успокоила ее. – Я надену голубое платье с кружевным воротником. И я считаю, зваться Юфимией – достаточно тяжелое бремя для любого, как бы груб он ни был.

Когда Кот поднимался по винтовой лестнице, Замок наполнился таинственным гулом. Кот встревожился: это был первый услышанный им шум. Позже он узнал, что это гонг, предупреждающий Семью, что у них осталось полчаса на то, чтобы переодеться. Коту, конечно, не требовалось столько времени, чтобы надеть костюм. Так что он принял еще один душ. К тому времени, когда горничная, которой не посчастливилось зваться Юфимией, пришла проводить его и Гвендолен в гостиную, где ждала Семья, он чувствовал себя промокшим, ослабевшим и почти вымытым из реальности.

Гвендолен в своем красивом голубом платье уверенно вплыла внутрь. Кот вполз за ней. Комната была полна людей. Кот не представлял, как все они могут быть частью Семьи. Здесь была старая леди в кружевных митенках; маленький мужчина с большими бровями и громким голосом, который говорил об акциях и долях; мистер Сондерс, у которого из рукавов и штанин блестящего черного костюма торчали запястья и щиколотки; по крайней мере две молодые леди, и по крайней мере два молодых человека. Кот увидел Крестоманси – великолепного в темно-красном бархате. И Крестоманси увидел Кота с Гвендолен и посмотрел на них с отсутствующей озадаченной улыбкой, вызвавшей у Кота уверенность, что он забыл, кто они такие.

– О, – произнес Крестоманси. – Э. Это моя жена.

Их подвели к пухлой леди с кротким лицом. На ней было потрясающее кружевное платье – глаза Гвендолен с немалым благоговением прошлись по нему сверху-вниз, – но в остальном она была одной из самых обыкновенных дам, что они когда-либо видели. Она дружески улыбнулась им:

– Эрик и Гвендолен, не так ли? Зовите меня Милли, дорогие.

Ее слова стали облегчением, поскольку они не имели ни малейшего представления, как к ней обращаться.

– А теперь познакомьтесь с моими детьми – Джулией и Роджером.

Двое пухлых детей подошли, встав рядом с ней: оба довольно бледные и с одышкой. На девочке было кружевное платье, как у ее матери, а на мальчике – синий бархатный костюм, но никакая одежда не могла скрыть тот факт, что у них еще более заурядная внешность, чем у их матери. Они вежливо глянули на Кота и Гвендолен, все четверо произнесли:

– Как поживаете?

И больше сказать было нечего.

К счастью, долго стоять там на пришлось: дворецкий открыл двойные двери в конце комнаты и сообщил, что ужин подан. Гвендолен посмотрела на этого дворецкого в величайшем возмущении.

– Почему он не открыл дверь нам? – прошептала она Коту, когда все неровной процессией прошли в столовую. – Почему нас сбыли экономке?