Обычная девушка

Стоцкий, его помощник Алишер, Герман Бравин, адвокат и ближайший соратник Генриха, Никита Еремицкий, мрачный, нелюдимый, неприятный. Если ее догадка была верна, он исполнял при своем патроне роль палача. Рядом с ним расположился Бароев — красивый утонченный брюнет, с пронзительными голубыми глазами. Если бы Катя не знала наверняка, ни за чтобы не поверила, что это один из самых жестоких и беспощадных убийц клана. Ее взгляд скользнул дальше. Зелимхан Даурбеков. Развалился за столом, разве что ноги не закинул. Наглый, небритый, дикий. Начбез Стоцкого.

Катя смотрела на Отбирающих, видела их красивые, самоуверенные физиономии и невольно вспоминала, как судьба связала ее с Кланом.

Тогда, после возвращения из Италии, Катя сразу же уволилась и из "Интелкома", и из "Тэркора". Костаса не было, а Дмитрий… Ох, как же бесновался Дмитрий, не желая ее отпускать. Угрожал, ругался, уговаривал — он испробовал все, но Катя была непреклонна.

И Димитрос сдался, сказав напоследок, что она полная дура, не оценившая своего счастья.

Амбарцумов был не так эмоционален. Он лишь уточнил, не пожалеет ли она о своем решении, и молча подписал заявление.

А вот дома Катю ждало полное неприятие. Мама, узнав, что она уволилась, не разговаривала с ней сутки. Ходила, как тень, не реагируя на Катины попытки объясниться, и тихо причитала.

"Мам, все будет хорошо. Я найду работу" — пыталась достучаться до нее Катерина, но Елена Борисовна не слышала.

А потом, случился приступ, и маму увезли в больницу. Долгие обследования, анализы, врачебные консилиумы, и неутешительный вердикт. Время вышло. Операцию, которая виделась как нечто далекое, нужно было делать немедленно. И тут Катерина столкнулась с неизбежной проблемой — деньги. Вернее, их отсутствие. Сумма, озвученная врачами, повергла ее в шок. Почти полтора миллиона. И это без учета возможных осложнений и послеоперационного ухода.

Катя шла тогда домой, как в тумане, подсчитывая, сколько у нее сбережений, и у кого она может занять недостающую сумму.

Выводы были нерадостными. Максимум, сколько она сможет наскрести, это тысяч триста-четыреста. Не больше. Кредит ей никто не даст. Родственников нет, у друзей можно занять тысяч сто, не больше. А где брать остальное?

Она добралась до квартиры, не раздеваясь, прошла на кухню и села за стол, напряженно уставившись на свои сжатые в кулаки руки.

Сколько она так просидела, Катя не знала. Из тяжелых мыслей ее вырвал дверной звонок. Похоже, он звонил уже давно, только она не сразу его услышала.

Она неохотно поднялась и поплелась открывать.

— Терри, здравствуй.

На пороге стоял ее незнакомец из снов. Она молча посторонилась, пропуская его в квартиру. Что толку закрывать дверь? Если этот… Делестус захочет, он все равно войдет, уж в этом она не сомневалась.

Строгов снял пальто, прошел на кухню и отодвинул для Кати стул, предлагая ей сесть.

— Терри, я хочу тебе помочь, — дождавшись, пока она устроится за столом, спокойно сказал он и внимательно посмотрел на Катерину.

— Чем? — коротко спросила она.

— Мне нужно твое согласие, и я возьму все проблемы с лечением твоей мамы на себя.

Катя подняла глаза, всматриваясь в его лицо. Мужественное, волевое, немного жесткое. Но не жестокое.

— Вы сделаете это?

Она, не отрываясь, смотрела на нежданного гостя.

— Да, — твердо ответил тот.

— Что хотите взамен? — напряженно спросила она.

— Твое общество, Терри, — мягко улыбнулся мужчина.

Он оперся о стол и окинул ее внимательным взглядом.

— Вам нужна моя энергия?

— И она тоже.

— И каким образом вы ее получите? Секс? Боль? Принуждение? Что? Что из этого позволит вам получить эту гребанную энергию? — сорвалась на крик Катя.

Она сжала голову ладонями, не в силах вспоминать, какой была дурой. Горела в руках Костаса, думала, что между ними любовь, а оказалось, что он всего лишь поглощал ее силу.

— Ошибаешься, Терри. Мне нужно именно твое общество. А энергия… Ни к чему принуждать тебя я не буду. Если захочешь поделиться — хорошо, нет — твое право.

— Какая вам выгода от моего общества? Вы меня совсем не знаете, может, я надоем вам через неделю.

— Давай, сделаем так. Сейчас ты успокоишься и примешь решение. А я пока заварю чай.

Строгов налил в чайник воды, поставил его на конфорку и включил газ. Потом, заглянул в холодильник и, покачав головой, взял телефон и коротко распорядился:

— Витя, купи какой-нибудь еды и поднимись ко мне. Ну, сообрази сам — сыра, мяса, хлеба. Что мне, учить тебя, что ли?

Он отложил Vерту и открыл шкаф. Пошарив на полочках, обнаружил баночку с чаем и насыпал несколько ложек в заварник.

Катя отстраненно наблюдала за его действиями, ни чему не удивляясь. Она смотрела на четкие, выверенные движения Строгова, на его спокойное лицо, на дорогие часы, скромно поблескивающие на запястье, на крупное кольцо, сверкающее на среднем пальце левой руки, и пыталась сделать выбор, которого, по сути, и не было.

Она знала, что пойдет на любые условия, лишь бы мама поправилась. Какими бы сложными ни были между ними отношения, мама была ее единственным родным человеком.