Обычная девушка

— Пора, — раздался тихий голос, и пятеро мужчин, стоящих у древнего алтаря, мгновенно подняли головы. Черные плащи колыхнулись, капюшоны спали, открывая красивые бледные лица, ухоженные руки соединились в странном молитвенном жесте.

Короткая команда — и неизвестные слаженно шагнули вперед, выстраиваясь по обе стороны от огромного каменного стола, на котором лежала обнаженная девушка.

Яркие блики свечей трепетали на ее белоснежной коже, играли в темных волосах, оттеняли прекрасное лицо, сияли в золоте широкого ожерелья.

Глаза девушки были открыты, но в них не прослеживалось даже проблеска мысли. Спокойные, безмятежные они равнодушно взирали на происходящее.

— Vиргос, — тишину подземелья нарушил громкий возглас.

— Vиргос, — слаженно выкрикнули стоящие у алтаря.

— Vиргос семритернус.* — снова послышался одинокий голос.

— Vиргос семритернус, — громко повторили мужчины.

Свечи ярко вспыхнули и мгновенно погасли. Несколько секунд в подземелье царила полная темнота, а потом, под потолком загорелась тусклая масляная лампа и ее свет выхватил из тьмы высокую, укрытую длинным плащом фигуру.

— Мы собрались здесь сегодня, братья, чтобы совершить очередной обряд, — глухо произнес неизвестный. Лицо его было закрыто плотной маской, из-под которой неестественно блестели светлые глаза. — Вы готовы к нему?

— Готовы, — раздалось под низкими сводами.

— Нет ли в ваших сердцах сомнений и страха?

— Нет.

— Не живет ли в них недостойная жалость?

— Нет.

— Да будет так, — удовлетворенно произнес неизвестный.

Он протянул руку, на которой переливалось крупное кольцо, и указал на алтарь.

— Придите, братья, отпейте из чистого источника и примите живительную энергию.

В тот же миг, мужчины склонились над неподвижной девушкой, и тишину подвала разрезал пронзительный женский крик. Спустя пару секунд он стих, а по подземелью прокатился торжествующий возглас:

— Свершилось. Вы обрели силу, братья. Испили драгоценную энергию. Забрали юную жизнь, продлив собственные.

Тот, кто говорил это, откинул капюшон и снял маску, открыв тонкое, породистое лицо и необычные, очень светлые глаза. Слегка выпуклые, почти прозрачные они горели подлинным вдохновением. Мужчина шагнул к столу, на котором лежала бездыханная жертва, провел рукой по ее волосам, собирая их в горсти, лаская, пропуская сквозь пальцы, и тихо прошептал:

— Покойся с миром, Ирина. Ты послужила великой цели.

Он коснулся губами холодного лба девушки и, одним движением, накинул на нее свой плащ.

— Алишер, — повернулся он к стоящему рядом помощнику. — Унесите в склеп и положите рядом с Юлией.

— Будет исполнено, мессир, — отозвался тот.

— Расходитесь, братья. И храните принятую силу, — устало произнес мужчина, окидывая взглядом столпившихся у стола адептов.

Те молча поклонились и тихо исчезли в бесчисленных коридорах подземелья.

Прим. Vиргос семритернус.* — вечная сила.

— Катерина Алексеевна, почему вы ничего не едите?

Вкрадчивый голос Стоцкого вызывал в ней только одно желание — очутиться как можно дальше и от Генриха, и от переполненного Отбирающими зала.

— Спасибо, я не голодна, — сдержанно ответила она.

— Ах, Катенька, я понимаю, что вы скорбите по своему почившему супругу, но, между нами, он не стоит вашей преданности и слез.

Стоцкий доверительно наклонился к ней и улыбнулся с мнимым сочувствием.

Катя промолчала. Внутри все сильнее вскипали боль и гнев, но она держалась. Нельзя. Ни в коем случае нельзя позволить им вырваться наружу. Она должна убедить Стоцкого, что ее соурсе почти пуст.

— А ведь я хорошо знал вашего мужа, — все так же доверительно поделился с ней Генрих. — Мы с Сергеем одно время приятельствовали. И даже были влюблены в одну и ту же женщину. Правда, она предпочла нам своего мужа, но это уже другая история.

Он искоса посмотрел на Катю и деланно равнодушно спросил:

— И вы не хотите узнать подробности? Все-таки, самая большая любовь в жизни вашего супруга…

— Мне это не интересно.

Катя равнодушно пожала плечами.

— Да? А я думал, вы любили Сергея.

Губы Стоцкого растянулись в ехидной усмешке.

— Я была привязана к Сергею Леонидовичу, и только.

Господи, прости ей эту ложь. Катина душа скорбела и плакала, в то время, как ее губы улыбались.

— Тогда, я тем более не вижу причин для вашего упорства, — удивился Стоцкий. — Я предлагаю вам свое имя, свою защиту и свое состояние.

— Генрих Альбертович, мне все это не нужно.

Катя покачала головой. Как же ей надоели постоянные уговоры Стоцкого. Двое суток она провела в его доме, и все это время Генрих давил на нее, вынуждая принять предложение руки и сердца. Впрочем, Катя не обольщалась. Сердце Отбирающего? Смешно. Стоцкому нужен был доступ к источнику. Всего лишь Соурсе. Только Соурсе.

Она сделала усилие, заставляя себя расслабиться и откинуться на спинку громоздкого деревянного стула. Мебель в столовой была такой же дорогой и тяжеловесной, как в кабинете Генриха. И такой же неудобной.

Катя едва заметно поморщилась и обвела взглядом сидящих за столом мужчин.