Обворожительно жестокий

— Мне действительно начинает надоедать этот парнишка, — хотя его голос звучит сухо, я знаю, что это не угроза.

— Он меня не науськивал. Такое развитие событий я придумала сама.

Лиам по-прежнему молчит.

Поразмыслив, я тихо добавляю:

— Ладно, я не обманываю себя. — Его голова не двигается, но взгляд снова скользит в мою сторону. — Нет, конечно, в последнее время мои гормоны словно попали в цирковое шоу. Но в целом, полагаю, я просто... — Я делаю глубокий вдох и решаю быть абсолютно честной. — Мне требуется минута, чтобы собраться с мыслями.

— Без проблем, — мурлычет он.

Я смотрю на него, на это тело, на это лицо, на все эти мускулы и татуировки, на эту агрессивную сексуальную энергию, которую он сдерживает одной лишь силой воли, и чувствую укол желания, такой сильный, что он пугает меня.

— Значит, ты убил десятки своих врагов? — спрашиваю, чтобы остудить свое возбуждение.

— Даже больше, — спокойно отвечает он.

— О. — Я прочищаю горло. — Ладно. Спасибо за честность. Наверное.

И хихикаю.

Мгновение изучив выражение моего лица, Лиам говорит:

— Амбивалентность — настоящая стерва, да?

Вопрос риторический, поэтому я обхожу его стороной.

— Думаю, Диего будет проблемой.

Лиам поднимает брови.

— Для кого же?

— Для тебя.

Его взгляд мрачнеет.

— Как же плохо ты обо мне думаешь.

— Голиаф недооценил Давида. Посмотри, к чему это привело.

Лиам хмурится, сощурив глаза и глядя на меня с другого конца комнаты, как будто пытается через хрустальный шар узреть будущее. Затем его взгляд проясняется.

— Ты беспокоишься обо мне, — с удивлением отмечает он.

— Вот только не надо так раздуваться из-за этого, — натянуто говорю я. — Просто пытаюсь быть практичной.

Его глаза так же мягки, как и голос.

— Я буду иметь это в виду. Спасибо.

— Но я не хочу, чтобы ты пытался его напугать или вообще что-то с ним делать, ясно? И директива «Не делай ему больно» все еще остается в силе. Я просто тебя предупреждаю.

— Понятно.

— Обещаешь?

— Честное-пречестное. — Он широко улыбается. Аж дух захватывает.

Наши взгляды встречаются, после чего я направляюсь обратно в библиотеку. Разум кричит, чтобы я не позволяла себе испытывать чувства к этому незнакомцу, который внезапно ворвался и похитил мою жизнь, в то время как сердце шепчет, что уже слишком поздно.

Какое-то время я пытаюсь учиться, но сдаюсь. Я слишком рассеяна. Пытаюсь дозвониться до Элли, но вызов переключается на голосовую почту. Оставляю ей сообщение, где говорю, что останусь с Лиамом на некоторое время, о чем, по достоверным источникам, она уже знает, поэтому на будущее я была бы признательна, если бы она время от времени принимала мою сторону.

Отправляю смс Карле с благодарностью, что она пришла на мой праздничный ужин, но ответа не получаю.

Пока я сижу и смотрю на телефон в своей руке, меня поражает все, что произошло. Нападение в переулке, понимание, кто такой Лиам, странные реакции Диего, окончание колледжа, пребывание здесь... все это давит на меня со всех сторон.

Я наклоняюсь, упираюсь головой в ладони и закрываю глаза, стараясь не заплакать.

Так я и засыпаю: на стуле, уткнувшись лицом в стол. Именно так Лиам находит меня, когда приходит немного позже.

Не говоря ни слова, он берет меня на руки и относит в постель.

∙ ГЛАВА 23 ∙ Тру

Я не понимаю, как преступный гений, пугающий взрослых мужчин одним упоминанием своего имени, может быть таким любителем обнимашек.

Мы спали в его обожаемой позе ложек, словно нас склеили. Лиам даже не пытался раздеть меня, просто положил на кровать, натянул на нас одеяло, повернул меня на бок и зарылся в меня.

Его теплое дыхание щекочет тонкие волоски на моей шее.

— Тебе удобно? — сонным голосом спрашивает он.

— Физически, очень.

Понимая смысл моего высказывания, он бормочет:

— Труднее всего находится в ссоре с самим собой.

— Так говоришь, будто знаешь это по личному опыту.

— Так и есть. У меня есть парочка советов.

— Поделишься?

— Будь, как будет. Признай, что внутри тебя враждуют фракции. Если ты живешь в соответствии со своими основными ценностями, все сомнения — это просто шум, который ты можешь позволить себе игнорировать.

А мой волк настоящий философ. Некоторое время я обдумываю его слова, глядя в темноту.

— Давай вываливай их, — подсказывает он. — Я знаю, что у тебя есть список.

Это не должно меня удивлять, но я все равно спрашиваю:

— Откуда ты знаешь?

— Потому что когда-то я тоже был идеалистом.

В его тяжелом голосе слышится что-то похожее на сожаление. А может быть, это просто усталость.

— Окей. Какого-то порядка нет, но мои пять основных ценностей — это неординарность, уверенность в себе, доброта, честность и мужество.

— Первая пятерка из скольких?

— Двенадцати.

Я не вижу его улыбки, но чувствую ее.

— Давай остальные.

— Любопытство. Свобода. Упорство. Познание. Юмор. Благодарность. Уединенность.

Через некоторое время он тихо говорит:

— Хороший список.

— Спасибо.

— И все же мне любопытно. Уединенность? Большинство людей не любят одиночество.

— Одиночество и уединенность — две совершенно разные вещи. Наиболее одиноко я чувствую себя в толпе.